Мертвая хватка - Андрей Воронин

Тот, кто выкопал яблоню – если ее все-таки выкопали, а не спилили в отместку той же Бесединой, – знал, что именно он выкапывает и зачем.

– Думаешь, знал?

– А то как же Стал бы он иначе возиться… Кража явно заказная – не знаю, есть у вас такой термин? Ну, да не в термине дело. Хорошо организованную заказную кражу, по-моему, раскрыть не легче, чем столь же хорошо организованное заказное убийство. Много громких заказух твои орлы раскрыли? То-то… А деревце это, скорее всего, стоит сейчас за высоким кирпичным забором у кого-нибудь на вилле и, очень может быть, не в Москве и даже не в Подмосковье, а в Питере или, к примеру, в Нижнем. Или вообще за границей… В общем, дохлый номер. Даже я, человек со стороны, понимаю, что твоим ребятам в этом деле ни черта не светит – ни улик у вас нет, ни свидетелей, да и сам факт преступления не подтверждает никто, кроме этой твоей Бесединой. А она, может, истеричка, свихнувшаяся на почве безответной любви к непризнанному гению.

– Видишь, как ты хорошо все понимаешь, – вкрадчиво сказал Сорокин.

– Бог подаст, – сказал ему Илларион. – В смысле, отвали. Что мне, делать больше нечего? Дерево, скорее всего, уже не вернешь, а Беседина твоя поплачет и перестанет.

– Ну и ладно, – неожиданно легко сдался Сорокин. – На «нет» и суда нет. Ну их, в самом деле, к дьяволу, эти яблоки Гесперид! Без них как-то спокойнее. А то, не поверишь, с утра поймал себя на мысли: вот бы мне этих яблочек килограммчиков десять! То-то жена удивится!

– Удивится или обрадуется? – уточнил Илларион. – Вот не знал, что у тебя с этим делом проблемы.

– Типун тебе на язык! – вскинулся Сорокин. – Какие там проблемы! Времени не хватает – это да. Так это никакими яблоками не вылечишь… Просто пределов совершенству нет.

Они немного позубоскалили на эту тему, а потом из ванной вернулся Мещеряков в мокрых брюках, и Иллариону как хозяину дома пришлось открывать водку, чтобы его гость и старинный приятель ненароком не подхватил простуду.

* * *

Траву посеяли еще осенью, и теперь она, как и было задумано, дала дружные всходы. Разлинованная вымощенными тротуарной плиткой дорожками земля в одночасье подернулась легкой зеленоватой дымкой, которая с каждым днем становилась гуще. Трава лезла на свет, протискиваясь сквозь слой рыхлых серо-коричневых комьев, и, если присесть на корточки и присмотреться, напоминала множество зеленых клинков, торчащих из-под земли. Очень похожую картину наблюдал, наверное, Геракл после того, как засеял поле драконьими зубами, только там клинки были не зеленые, травяные, а настоящие, железные или, там, бронзовые.

Виктор Андреевич Майков неторопливо спустился по широким ступеням парадного крыльца, прошагал по разноцветным, красным с серым, плиткам подъездной дорожки и остановился у ее края, с удовольствием окидывая взглядом просторный двор. Здесь было все, что, по мнению Майкова, полагалось иметь для по-настоящему красивой жизни и приятного отдыха. По слегка всхолмленной, согласно замыслу ландшафтного архитектора, поверхности двора были в кажущемся беспорядке разбросаны купки вечнозеленого кустарника; искусно уложенные, слегка присыпанные землей и обсаженные все тем же кустарником плоские базальтовые плиты выглядели так, будто лежали тут испокон веков и представляли собой не искусственные сооружения, а обыкновенные выходы горных пород. Пруд с неровным каменистым дном был еще пуст; камни на дне сухо желтели, а у основания были темными, влажными от соприкосновения с не успевшей как следует просохнуть землей. Тяжелые базальтовые плиты нависали над прудом неровным уступом трехметровой высоты.

В одной из впадин этого уступа была упрятана труба из нержавеющей стали, по которой должна была подаваться вода.

Устройство водопада влетело Майкову в копеечку, но, во-первых, это было чертовски красиво, а во-вторых, без постоянного притока свежей, насыщенной кислородом воды запущенная в пруд рыба регулярно дохла.

Майков вспомнил, как все это было: экскаватор, подъемный кран, облепленные глиной гусеницы, изрытый, обезображенный, полный посторонних людей двор, рокот мощных движков, вонь солярки, сиплый мат, всякие там «вира» и «майна», – и его передернуло. А расходы!.. Елки-палки, на эти деньги можно было построить еще один дом! Легко, не напрягаясь. Зато получилось, кажется, красиво. Не хуже, чем у людей. И потом, это же в любом деле так: начать вроде бы легко, и денег заработать тоже не так уж трудно, а вот довести все до совершенства, чтобы не стыдно было людям показать, – это, братва, уже посложнее будет…

Майков еще раз с удовольствием оглядел двор. Да, получилось неплохо. А когда трава окончательно взойдет, когда из расселины базальтовой стены, пенясь, ударит водопад, когда в пруду, лениво шевеля хвостами, начнут плавать жирные карпы, а среди вечнозеленых кустов вспыхнут молочным светом низкие, чуть выше колена, светильники с матовыми коническими плафонами, когда высаженные на горках и холмиках деревья зацветут, покрывшись похожими на пену для бритья облаками белых и розоватых лепестков, – вот тогда и только тогда можно будет звать гостей на новоселье.

Майков обернулся и посмотрел на дом. Дом был большой и красивый, со множеством выступов и пристроек, с застекленной террасой, гладкими кремовыми стенами и островерхой крышей, крытой зеленой металлочерепицей. Зеркальные стеклопакеты весело сверкали на солнце. Одно окно было приоткрыто, и было слышно, как внутри играет музыка.

Да, дом был хорош, но к нему Майков уже успел привыкнуть, а вот преображенный двор еще не утратил для него прелести новизны, и Виктора Андреевича все время тянуло сюда, на свежий воздух, на солнышко, на простор – постоять, полюбоваться и заодно лишний раз проверить, все ли в порядке, не забыл ли чего-нибудь этот очкастый умник, ландшафтный архитектор.., как его… Лукьянов, что ли?

Майков снова повернулся к дому спиной, закурил и стал смотреть на бездействующий пока водопад, воображая, как это будет выглядеть, когда пустят воду. Скорей бы уже, что ли! Чего они там, в самом деле, возятся? Сколько можно тянуть кота за хвост?

Майков был рослым девяностокилограммовым брюнетом тридцати семи лет от роду, с широким скуластым лицом, живыми нагловатыми глазами и тяжелым подбородком. Манеры его производили странное впечатление: находясь в так называемом приличном обществе, он выглядел слегка заторможенным. Казалось, Виктор Андреевич тщательно взвешивает каждое слово и заранее обдумывает любое движение, мысленно сверяя его с недавно заученными правилами хорошего тона. Так оно, в сущности, и было. Майков только-только выбился в люди, и ему приходилось внимательно следить за собой, чтобы чего-нибудь ненароком не сморозить. Времена как-то незаметно изменились, и теперь две судимости, «ТТ» за пазухой, навороченный джип и несколько сот тысяч добытых весьма сомнительным путем денег уже не служили, как раньше, залогом успеха в жизни и боязливого уважения окружающих.

Впрочем, очень могло быть, что переменились не времена, а сам Виктор Майков, для своих – папа Май или просто Май.

Повзрослел он, что ли, остепенился? Так или иначе, но перепродажа краденых дорогих авто, сделки с контрабандным спиртом и взимание дани с уличных распространителей скверного героина, а также обусловленный всеми вышеперечисленными занятиями весьма специфический круг общения Майкову как-то наскучили. Его вдруг потянуло в легальный бизнес, причем в бизнес настоящий, большой. Конечно, бандитов хватало и там, но все же. – Все же Майкову не хотелось, чтобы на презентациях и светских приемах, без которых он с некоторых пор не мыслил себе настоящей, полнокровной жизни, на него показывали пальцем и шептались у него за спиной. Денег для начала настоящего большого дела у него теперь хватало, а вот с имиджем до сих пор были определенные проблемы. Над манерами следовало хорошенько поработать, и Майков работал. Нет, а чего, в натуре?.. Пускай он начинал обыкновенным быком, но это же не означает, что он должен оставаться быком до седых волос! В приличном обществе и выглядеть следует прилично, как подобает. Ну а если подопрет однажды нужда, если снова придется разбираться с кем-то по понятиям, папа Май уж как-нибудь сумеет перетереть деловой базар, не ударив в грязь лицом.