Три метра над небом. Трижды ты - Федерико Моччиа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я отвечаю.
– Ты где, любимый?
– В спортзале.
– Надо же! А я думала, что ты на каком-нибудь собрании.
– Нет, мне было нужно выпустить пар.
– Почему? Что-то не так на работе?
Эх, не стоило мне этого ей говорить.
– Эй, ты слушаешь?
– Нет-нет, все в порядке.
– Ну да, с таким-то голосом… Ладно, расскажешь, когда вернешься. – И она начинает смеяться. – Если хочешь, я тоже приду в тренажерный зал, и мы подеремся так, как когда познакомились. На этот раз, чувствую, я положу тебя на лопатки. Ты не слишком в форме!
– Это правда. Представь себе, я был на ринге.
– И как все прошло?
– Хорошо. По крайней мере я, как видишь, отвечаю по телефону.
– Ха-ха-ха! Давай, не задерживайся.
Вот какая она – Джин. Джин и ее жизнерадостность. Джин и ее смех. Джин и ее непринужденность. Джин и ее изящество. Простые вещи, которые ей так идут и делают ее такой привлекательной. Джин и ее преображение – стоит ей немного накраситься и надеть туфли на высоких каблуках, как она становится соблазнительной. Я снимаю одежду, надеваю шлепанцы, беру полотенце.
Джин, как трудно было вернуть твою любовь, уважение, спокойствие. Я встаю под душ и вспоминаю все, что сделал, чтобы снова ее завоевать.
Каждое утро я стою у ее подъезда. Я прихожу туда еще до восьми, так что Джин знает, что я здесь. Она должна знать, что я ее люблю, что совершил ошибку. Я надеюсь, что она сможет меня простить, даже если прошло недостаточно времени для того, чтобы ее чувства, вызванные моим поступком, сгладились. Поэтому я здесь. Когда Джин не выходит и остается дома, я знаю, что она смотрит на меня из окна. Люди, живущие по соседству, наблюдают за мной с любопытством. Они знают меня не как Стэпа, а как того, кто тут стоит. Однажды утром мимо прошла мамаша, державшая своего ребенка за руку. Когда они поравнялись со мной, ребенок указал на меня.
– Мама, вот дядя, который всегда ждет.
Женщина слегка дернула его за руку, потянув к себе.
– Тихо!
– Но это он, я его узнаю.
Меня разбирает смех. Обо мне уже говорят в соседних домах. Марио, продавец в киоске, уже приветливо со мной здоровается. Я узнал, что Алессия, каждое утро выгуливающая собаку, – адвокат. Еще есть Пьеро, цветочник; Джакомо, булочник; Антонио, шиномонтажник. Все со мной здороваются, но ни у кого не хватает смелости спросить меня, почему я здесь. Прошел целый месяц. Сегодня Алессия упустила свою собаку: питомец удрал и уже собирался перебежать дорогу прямо перед подъезжающей машиной, как мне удалось его остановить. Я обхватил пса обеими руками и прижал его к себе. Золотистый ретривер светлой масти, красивый и очень сильный, тем не менее мне удалось его удержать. Алессия кинулась к нам бегом.
– Улиссе! Улиссе! Я же тебе тысячу раз говорила! – И она пристегивает поводок к его ошейнику. – Тебе нельзя убегать. Ты понял? – кричит она, подняв руку перед мордой, хотя Улиссе бесстрастно смотрит вперед. – Ты понял? Понял или нет? – Потом она успокаивается и обращается ко мне: – Он всегда делает то, что хочется ему.
Эх, и чего ты еще ожидала, дав ему такое имя – Улиссе! Но этого я ей не говорю; она еще слишком напугана, чтобы понять, что это всего лишь глупая шутка.
– В любом случае спасибо. – И она расплывается в улыбке. – Меня зовут Алессия.
Я уже знаю, как ее зовут, потому что каждое утро мать ей кричит из окна, чтобы она купила сигареты.
– Стэп. – Пожимаю ей руку.
Она немного думает, потом поводит плечами.
– Можно я угощу тебя кофе? Знаешь, мне это было бы очень приятно.
Она видит, что я в нерешительности.
– Эй, или не кофе, а то, что ты хочешь.
– Кофе – это будет отлично.
Мы пересекаем улицу, чтобы дойти до бара, и тут из окна высовывается ее мать; даже не высматривая свою дочь, она кричит на весь квартал:
– Алессия!
– Сигареты, – отвечаем хором мы оба.
– Да, мама, хорошо. – Потом она обращается ко мне: – Ей нравится курить. Ты можешь понять, почему?
– Нет.
В баре нас встречает пухлая физиономия Франко.
– Сделаешь нам два кофе? Стэп, какой ты хочешь?
– Жидкий и горячий макиато, без сахара.
Алессия повторяет мой заказ, а потом добавляет:
– А мне как обычно, спасибо.
Она гладит Улиссе и задает мне единственный возможный вопрос: «Я вижу тебя тут каждый день. Это пари, или ты хочешь, чтобы тебя за что-то простили? – спрашивает она с проницательностью, характерной для адвокатов. И добавляет: – Что бы там ни было, я тебе, если хочешь, помогу, ты так здорово управился с Улиссе». И она еще сильнее гладит его под шеей.
– Ты не можешь мне помочь, но я тебя благодарю.
День великолепный, ни облачка; не небо, а равнина лазури. Мы останавливаемся на пороге бара.
Алессия держит в руке свой крепкий кофе – ристретто, – а я играю с Улиссе, не испытывающим ни малейшего желания возвращаться домой. Но Алессия должна его там запереть, у нее дело в суде, в одиннадцать утра.
Именно тогда, когда я собираюсь с ней попрощаться, Джин появляется на другой стороне тротуара, оглядывается вокруг и изумляется, что меня нет, но, когда видит меня, прищуривает глаза; выражение ее лица трудно назвать любезным. Алессия это замечает.
– Кажется, вместо того, чтобы помочь тебе, я совершила глупость. – Она говорит об этом с легким сожалением.
– Не волнуйся.
– Знаешь, в таких делах мысль о том, что может быть другая, может даже улучшить положение…
Алессия берет Улиссе, тянет его к себе, смотрит на меня снизу и пожимает плечами.
– Ладно, надеюсь, все будет хорошо. Мне было приятно с тобой познакомиться, так или иначе еще увидимся. В любом случае, извини… – Она мне улыбается и больше ничего не произносит, исчезая на улице в направлении табачного ларька. Кто знает, что она хотела сказать. Но меня это не особенно интересует. Я только знаю, что теперь знаком и с Франко – барменом, который готовит отличный кофе.
На следующий день я снова здесь, на своем обычном месте. И тут Джин выходит из подъезда. Она со своей матерью. Она видит меня и что-то ей говорит. Мать кивает. Джин идет в мою сторону. Она решительна, непреклонна, и ее походка не сулит ничего хорошего. Она не смеется, не перестает на меня смотреть и, переходя дорогу, даже не оглядывается, подъезжает ли какая-нибудь машина. Ей повезло, никаких машин нет. Джин идет так быстро, что уже через мгновение оказывается передо мной и толкает меня. Потом, вплотную приблизив свое лицо к моему, она демонстрирует мне всю свою ярость.