Никто об этом не узнает - Рита Навьер

В первый момент Максим опешил: что тут вообще творится? Драка? Однако Алена с виду вроде казалась целой и невредимой. Правда, вжалась в дальний угол и оттуда сверкала глазищами, потемневшими от гнева. И столько в ней было горячей решимости, столько внутренней силы, что это невольно притягивало. У него аж екнуло в груди. Прямо Зена — королева воинов. Даже дурой называть ее не хотелось. И ни с того ни с сего вспомнились слова Рената: «Женщины в гневе — мой фетиш». Никогда он этого не понимал, а тут вдруг…

О том, что произошло, в общем-то, и гадать нечего. Тем более зная Ника. Распустил руки и получил. И поделом. Очень хотелось добавить, чтобы в другой раз не был таким дятлом. Сказали же ему: не лезь. Да и вообще, как-то противно стало до невозможности.

Сексуального насилия Максим никогда не понимал. Не думал особо об этом, просто считал, что развести девушку на секс не так и сложно, порой даже и стараться не надо. Во всяком случае, ему пока такие, которых требовалось долго и упорно добиваться, не встречались. Наоборот, нередко оказывалось достаточно взгляда и намека. А порой намеки и вовсе исходили не от него. Но если бы вдруг попалась такая, которую он бы захотел, а она ему — от ворот поворот, ну… Отступил бы, наверное. Другую бы нашел. Сколько их! Но уж точно домогаться не стал бы. Ни бегать, ни выпрашивать, ни тем более пытаться взять силой. Это как-то совсем уж надо себя не уважать.

Ну а столкнувшись с таким вживую, вдруг испытал омерзение. Такое тошнотворное, гадливое чувство, что остро захотелось одного: пусть все уйдут. И этот придурок Ник, и все остальные, и даже Ренат с Кристиной.

Они, конечно, ушли, но явно обиделись. Не поняли его, особенно Ник. Да и Крис напоследок бросила, что он стал какой-то странный. Ну и пусть.

Оставшись один, Максим открыл нараспашку окна, чтобы выветрить клубы сизого дыма, а сам распластался поперек кровати, прикрыв глаза рукой. Слегка мутило — выпили-то ведь прилично.

Почему-то подумалось вдруг: а как она там? Сильно перепугалась? И все-таки это как-то необычно, и смешно, и даже красиво, что она Нику расквасила нос. Но и неудобно перед ней. Все-таки это его друзья, его гости. Он их привел и не уследил. А она еще и больная. Наверное, извиниться стоит? Или нет? Или да?

Максим разомкнул веки. Тяжело выдохнул, поднялся, огляделся по сторонам. Надо же — всего каких-то три часа, а комната загажена донельзя. Бутылки, окурки, посуда, перевернутые стулья… Сейчас он бы даже совсем не возражал, если б явилась горничная и все это безобразие убрала.

Хотелось в душ и переодеться в свежее. Но для начала и вправду стоило зайти к Алене.

Решил — заглянет на минуту. Просто скажет ей, что все это вышло случайно, что он не хотел, что… В общем, дальше придумает по ходу.

Максим, слегка покачиваясь, пересек коридор и зашел к ней. Но Алены в комнате не оказалось. Он аж удивился — куда она могла деться?

Осмотрелся. Увидел на полу капли крови и, брезгливо передернувшись, отвел глаза. Мазнул взглядом по полкам, по столу. На кровати заметил книгу в ярком переплете, кстати, совсем не ту, что она читала тогда, когда он приходил к ней на прошлой неделе. То были новеллы Цвейга, а тут…

«„Над пропастью во ржи“. Джером Дэвид Сэлинджер», — одними губами прочел он, а приподняв книгу, увидел, что под ней лежит блокнот.

Бездумно взял и его, полистал и с удивлением обнаружил, что в нем полно рисунков, набросков, эскизов, сделанных карандашом или ручкой. Причем весьма неплохо, насколько он мог судить. В основном это были лица людей — старые, молодые, детские, всякие…

Максим даже присел на кровать, с интересом разглядывая эти наброски, пока вдруг не перевернул очередную страницу и не наткнулся на собственный портрет. И если остальные рисунки выглядели довольно схематично, то здесь все было прорисовано очень тщательно, особенно глаза. Ошеломленный, он всматривался, изучал линии, штрихи, а в голове звучали вопросы: когда? как? почему?

Да, вот это главное: почему она его рисовала? Он же… В общем, он вел-то себя с ней по-скотски. А портрет был исключительно хорош…

Дверь открылась в самый неожиданный момент. Он не успел убрать блокнот. Да и, собственно, чувство неловкости за то, что он вторгся и трогает чужие вещи, было мимолетным и очень слабым, а вот смесь любопытства и удивления буквально снедала его.

— Это ты меня нарисовала? — спросил он, приподняв раскрытый блокнот. Хотя и так было ясно. Кого же еще?

Она смутилась. Густо покраснела, словно это ее застукали за чем-то неприличным. Молча отняла у него блокнот, сунула в ящик стола и с внушительным хлопком задвинула обратно.

Максим поднялся с кровати, она же в этот момент развернулась и оказалась с ним нос к носу. Практически уткнулась лицом ему в грудь. Она тихо охнула, смутившись еще больше, и тотчас отпрянула. Лишь отойдя на безопасное расстояние, смогла заговорить, да и то в глаза не смотрела.

— Спасибо, что выгнал его, — произнесла тихо.

Он снова сел, наблюдая, как она нервничает, как не знает, куда деть руки, куда самой деваться. Странная она какая, думал. Говорит спасибо, а сама боится его — это же нонсенс. И чего боится, если вон как запросто носы ломает?

— Не за что. Ты и сама, — хмыкнул он, — справилась неплохо.

Помолчав, спросил уже серьезно:

— Он что, приставал к тебе?

— Да, — потупила она взгляд.

— Вот урод!.. Слушай, ты извини. Я не думал даже, что он к тебе потащится.

Она воззрилась на него так, словно он вдруг изрек нечто немыслимое.

— Я думала… — пролепетала она и смолкла.

— Да расслабься ты. Пойдем лучше поедим. С утра ничего не ел.

Максим поднялся и, пошатываясь, побрел к двери. Оглянулся у порога и снова позвал:

— Пошли-пошли…

Поколебавшись немного, она отправилась следом, но, пока спускались на кухню, украдкой бросала на него взгляды, точно силясь понять, шутит он сейчас или нет.

— Давай перекусим по-простому, ладно? Без вот этих всех вилочек-салфеточек. Достало, если честно. И вообще, не в столовой, а прямо тут. — Максим махнул рукой на низенький журнальный столик. — Кино заодно какое-нибудь посмотрим.

Обычно в гостиной они лишь пили чай с гостями. Ну или не чай. Но принимать пищу здесь строго возбранялось. Алена этого не знала, а Максиму на запреты было плевать. Так что они нанесли из кухни тарелки с мясным рулетом, салатом, слоеными пирогами, заставили ими низенький столик на гнутых ножках, а сами уселись на пол.

— Ну что, какое кинцо посмотрим? — спросил Максим, откусывая пирог.

— Какое хочешь, — пожала она плечами.

— Это ты зря, — криво улыбнулся он. — Я ведь могу и прон включить.

— Прон? — переспросила она, уставившись на него недоуменно. — Что это?

— Не знаешь? — удивился Максим. — Что, серьезно? Черт, хотел тебя смутить, а смутился сам.