Новый год по новому стилю - Ольга Горышина

— Чем я могу помочь? — да, я спросила глупость, только чтобы он перестал на меня пялиться.

— У нас есть суп…

Люба! Но в этот раз я не закричала. ГАВ тявкнул раньше:

— Ну это у вас… А у нас тут будут… Ты ешь блины?

— Мамины… — Люба так и сидела у него на руках и зачем-то, как маленькая, оттягивала ворот свитера. Но я снова не успела сделать ей замечания.

— Мамины будем есть потом. Тогда пельмени? Или борщ? Что ты больше хочешь?

И тут Люба уставилась на меня, но и сейчас мне не дали шанса заговорить.

— Маме мы купим горячего чая. Она как сосулька.

А я действительно замерзла: за городом явно была минусовая температура.

— С коньяком.

Надо было открыть рот, но я по-прежнему молчала.

— Согласна?

Интересно, кого он спросил. Любу?! Поэтому она кивнула. Красная и довольная. Я тоже стояла красная. От ненависти к белочкам.

— Пойдем за пельменями?

Он наконец-то спустил чужого ребёнка с рук, но руки ее не выпустил. Вернее, Люба сама потянулась к нему. Мне он подставил локоть. Хорошо не двинул им за «гада» во второй раз. Пришлось взять его под руку и чинно выхаживать рядом. Асфальт без налёта льда. Ребёнок может скакать дикой обезьяной, держась за сильную руку. Бедный Вербов… А вот и не жаль его нисколечко! Забегаловку, к его счастью, мы нашли через две улицы. Народу не было, но было тепло.

— Я, наверное, не буду коньяк, — впервые за этот день твёрдо сказала я.

И посмотрела на официантку. А Вербов смотрел на меня:

— Не будешь или наверное? Девушка, принесите пятьдесят грамм, а там мы уж сами решим.

Что решим? Господи, да что же ты, Люба, так хорошо себя ведёшь — мне даже повоспитывать тебя не за что. Только…

— Люба, ты руки не мыла. Пойдём? — и тут меня Вербов опередил.

Ему явно нравится с бабами по туалетам ходить… Но вскочить и побежать самой — дать только лишний повод для подтрунивания. Обойдётся! Люба ребёнок. Почему бы девочке с папой не пойти руки б не помыть? Ведь только руки ж…

Звякнул телефон. Сообщение ВК.

— У нас большие проблемы. Выручай.

Я подскочила. Хорошо, я в джинсах — можно не от бедра, а бегом.

— Хотел помочь. Прости…

Я кивнула и закрыла перед его носом дверь туалета. Ничего. «Прости» должна говорить я. Даже взяла телефон, чтобы сказать, но тот неожиданно зазвонил. Да что б…

— Мама, телефон!

— Я слышу… Это опрос. Я не буду отвечать.

Отвечать я не буду. Это Кирилл. Он не испортит мне день ещё больше. ГАВ в его помощи не нуждается. Сам меня прекрасно облает! Но Каменцев тут же перезвонил. И я снова проигнорировала вызов, выключив на телефоне звук. Набрала текст Вербову:

— Извини. Ты все не так понял.

И сунула телефон в задний карман джинсов, чтобы помочь Любе. Телефон завибрировал, но я вытащила его лишь за столиком.

— Что я не так понял? — вопрос от ГАВа, который держит в руках телефон и смотрит мне в глаза.

— Про нас с Лией, — печатаю на виртуальной клаве очень реальное признание, которое может стоить моей подруге работы.

— Я думал, про звонок, на который ты не хочешь при мне отвечать, — получаю тут же в печатном виде ответ.

— Это соцопрос, — не поднимаю глаз от экрана.

— Очень настырный соцопрос, — читаю с него.

Теперь мы смотрим друг другу в глаза. Два идиота с телефонами.

— Это у меня вырвалось в запале. Я расстроилась из-за потери работы. Лия просто меня поддержала.

— В том, что я гад? И хочу тебя уволить? Это ты — гадина, не хочешь на меня работать.

Вместо ответа — долгий взгляд. Но замечаю, что он снова что-то пишет, а у меня снова звонит телефон, пусть и молча, но звонок не хочу скидывать. Пусть Каменцев думает, что я забыла телефон или сплю днём. С ребёнком. Его ребёнком!

— Люба уснёт. Поговорим. Я все для этого делаю, — снова присылает мне ГАВ.

— Для чего? — шлю в ответ.

— Чтобы она уснула. Хватит включать дурочку. Кто тебе названивает?

— Любин отец.

— Зачем?

— С Новым годом поздравить.

Снова глаза в глаза и я, не глядя, кидаю телефон в сумку. Достал! Гад!

Аппетита нет. Мне даже пельмени встали бы сейчас поперёк горла. Рыба уж точно — и хрена лысого я ее заказала?! Смотрю на коньяк. ГАВ тоже на него смотрит — да чтоб тебе провалиться: хватаю рюмку и выпиваю залпом. Как вчера вечером в кухне. Сейчас я тоже пью одна. С гадом за одним столом. Он поворачивает голову к моему ребёнку и спрашивает:

— У тебя мама пьёт?

Нет, он это не спросил. Он спросил, вкусно ли Любе. Ей все вкусно! У неё свидание с Гришей! Это у меня сверхурочные! Отработка перед уходом по собственному желанию!

— Не спит?

— Не спит…

Так общались наши с Вербовым взгляды: то я оборачивалась к автокреслу, то он смотрел в зеркало заднего вида, и оба мы видели огромные синие глаза без налета сна, но все еще надеялись усыпить ребенка ездой на тарантасе по колдобинам. С чего вдруг Любовь Кирилловна почувствовала себя взрослой и отказалась от дневного сна? С одной стороны, это играло мне на руку — Вербов говорил исключительно с Любой и не мог касаться животрепещущих личного плана. С другой стороны, недосказанность в отношениях с почти что бывшим работодателем меня не на шутку пугала. Или пугали его взгляды, от которых в по-летнему теплом салоне я дрожала по-зимнему.

— Что случилось? — спросила я с еще большей опаской, когда Мерседес неожиданно свернул с проспекта на небольшую улочку. Я даже не поняла, что именно меня напугало: ну в крайнем случае всегда можно забрать ребенка и поехать домой.

— Ничего, — ГАВ, похоже, не понял вопроса. И в мой воспаленный мозг закралось небольшое сомнение в собственной вменяемости, а что если Вербов сказал, куда мы едем, а я списала все на болтовню с ребенком и пропустила мимо ушей. — Раз никто не спит… — И так странно глянул на меня. Ну да, я-то пару раз зевнула. Меня реально разморило в бане, которую он устроил в машине, и в до противного удобном кресле. — Пойдем за тортиком втроем.

О, да… Он же пообещал Любе торт, когда та проснется. Может, ей очень захотелось помочь Грише в выборе лакомства, вот она и решила не спать. Грише, без дяди… Когда я пару раз сделала ребенку замечание по поводу недопустимой фамильярности, Вербов заявил, что не желает быть «дядей» — интересно кем он тогда желает быть для Любы? С разницей в двадцать пять лет! Гриша… Со стороны это смотрелось ужасно. Я даже поймала пару косых взглядов, пока мы втроем толкались около яркой витрины. Я же учила дочку говорить в общественном месте тихо — но все правила полетели к черту, стоило появиться господину Вербову-Морозу. Он меня реально вымораживал своей распущенностью — будто, кроме них с Любой, в магазине нет вообще людей.