Обреченный на смерть - Герман Иванович Романов

одном — все опасные для царевича бумаги могли быть или уничтожены им самим, ведь он вряд ли был законченным кретином. Либо уже изъяты Толстым — заполучить в руки переписку изменника было самым важным делом для любого следствия.

«Ладно, не будем горевать — снявши голову по волосам не плачут. В любом случае письма, даже самые опасные для меня не сыграют никакой роли — я и так по уши весь в дерьме, в статусе изменника. И милости падшим не будет, как бы не призывал Александр Сергеевич».

Взяв в руки тяжеленький мешочек, Алексей аккуратно распутал завязки и заглянул вовнутрь — тусклой желтизной в пламени одинокой свечи отсвечивали металлические кружки монет.

— Фу, от сердца отлегло — деньги на первое время есть. Так, а что у нас во втором мешочке?!

Тот оказался набит серебром под завязку. Вот только самой нужной и ходовой монеты оказалось до обиды мало — немного рублей, полтин и полуполтин, горстка серебряной мелочи — гривен, пятаков и несколько совсем маленьких, с советскую копейку, алтынов. Алексей решительно отодвинул их в сторону — в плане, который окончательно сформировался во время любовных безумств, они должны были сыграть свою роль.

Внимательно рассмотрел остальные тяжеловесные монеты. Чего только не было — талеры, гульдены, ливры, экю, шиллинги, кроны. Полный набор из всех европейских стран, хоть нумизматику изучай. Отобрав австрийские талеры — они считались самыми ценными из-за высокой пробы серебра и веса, другие кругляшки засыпал обратно. Добавил к ним золотых монет иностранной чеканки — и завязал мешочек. Машинально подкинул на ладони — увесистый вышел, убить можно, если правильно тюкнуть по голове.

Из остального золота отобрал несколько новеньких червонцев «родителя», блестящих, размером с ходовым в европейских странах дукате. Да они и чеканились в его подражание, соответствуя по весу и пробе.

Алексей завязал мешочек, тяжело вздыхая, закручинившись — расплачиваться такими монетами в России было смертельно опасно. Иметь на руках валюту разрешалось только именитым гостям-купцам для проведения торговых операций с иноземцами, и все!

Остальные жители, даже дворяне, были обязаны рассчитываться только русской монетой. Причина здесь проста, со времен царя Алексея Михайловича большими проблемами «обросшая» — серебро поступало только за продажу товаров, потому его хронически не хватало. Попытка заменить медью у «дедушки» с треском провалилась в 1662 году — она закончилась знаменитым «Медным бунтом», от которого содрогнулось все царство.

Повторять этот печальный опыт «папенька» не решился, хотя денег для ведения войны со шведами катастрофически не хватало. Петр Алексеевич пошел по другому «проторенному» многими монархами пути — уменьшил содержание серебра в рубле. По весу с австрийский иоахимсталер, который на Москве называли «ефимком», только проба драгоценного металла стала несколько меньше. В мелкой разменной монете диспропорция оказалась еще более «разжиженной».

Вот только такая своеобразная «порча» монет ведь палка о двух концах — доходы вроде увеличились, и рублей в обороте прибавилось, однако ценность таких монет уменьшилась. Инфляция рванула галопом, как в 1991 году, когда советский рубль разом обесценили.

Алексей сгреб все русские монеты, завязал в шелковый платок. Усмехнулся, посмотрев на спящую Аглую. Она за четверть часа рассказала ему о действующей торговле и ценах вместе с деньгами больше, чем он почерпнул из книг в своей прошлой жизни. Умная девочка, тем более отец у нее торговец и «хозяйственник», она с детства помогает ему вести «бизнес», говоря современным языком.

Третий мешочек оказался наполовину «тощим» — однако самым дорогим. Но так ювелирные украшения всегда имеют высокую цену. Задумался — все эти побрякушки являлись наследством от покойной супруги, других вариантов просто не приходило в голову. Отобрал одно колечко, из самых незатейливых на первый взгляд, положил на платочек, добавил к нему горсть тяжеловесных «ефимков», завязал.

Посмотрел на лавку — там лежал зеленый мундир с красными обшлагами, с голубой шелковой лентой, со звездой и знаком ордена святого Андрея Первозванного. Оказывается, царевич был награжден этим орденом, причем, ни Толстой, ни Румянцев на данный знак отличия не только не посягнули, но считали правильным и совершенно законным, если пока еще наследник престола будет его носить.

Алексей наклонился и взял шпагу в ножнах, ухватился ладонью за эфес и потянул клинок. Наверное, у всех мужчин на генетическом уровне заложена любовь к оружию — так и он, видя серебристую сталь клинка, на которой бликами отражалось пламя свечи, испытывал восхищение.

Получив обратно свою шпагу, он понял, что приказа об аресте Петр пока не отдал, видимо, еще размышлял, как поступить с «непутевым» сыном. Или, пронеслась и такая циничная мысль, ему оставили острую сталь для свершения самоубийства — харакири шпагой не сделаешь, но заколоть себя все-таки сможешь. Хотя, будь оно так, то в ларце бы заряженный пистолет нашелся, более подходящее для такого случая оружие.

Последними остались два письма, и Алексей развернул листы. Писал царь ему собственноручно, почерк был вполне разборчивым. В скупом свете он прочитал негромко строчки:

— «То известен будь, что я тебя весьма наследства лишу яко уд гангренный, и ни мни себе, что я сие только в устрастку исполню — ибо за Мое Отечество и люд живота своего не жалел и не жалею, то како могу Тебя непотребного пожалеть».

— Суров «папенька», блин — почти смертный приговор!

Отложив письмо в сторону, Алексей взял другое, развернул, и склонившись над свечой, принялся негромко читать, понимая, что именно вот этими словами царственный родитель и вытащил сына наружу из-за крепостных стен итальянского замка.

— «Буде же побоишься меня, то я тебя обнадеживаю и обещаюсь Богом и судом Его, что никакого наказания тебе не будет, но лучшую любовь покажу тебе, ежели воли моей послушаешь и возвратишься. Буде же сего не учинишь, то яко государь твой, за изменника объявляю и не оставлю всех способов тебе, яко изменнику и ругателю отцову, учинить, в чем мне бог поможет в моей истине».

Сложив бумагу и положив ее на стол, Алексей усмехнулся и негромко произнес, не скрывая горечи:

— Ты ведь именем Божьим клялся, а клятвопреступление совершил. Не потому ли, как один писатель отметил, что не прошло и года, но в день казни Алексея шаровая молния убила малолетнего Петра Петровича. И ты это воспринял как кару божью.

Мистика?!

Может быть, однако умирал император долго и крайне скверно, и крики его были слышны на той стороне Невы. В этом и было наказание за все свершенные тобой злодейства, как не крути, за ту бесчеловечную жестокость, с которой ты относился к людям.

Алексей постучал пальцами по столешнице —