Возвращайся! - Александр Аде
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А втихушку не изменял? – игриво интересуюсь я.
Она краснеет от неловкости и негодования.
– Постыдились бы произносить такое! Федя – человек честный. Я всегда ему свято верила. Кто я такая, если рассудить – домашняя клуня. А он артист. И даже режиссер. Элита. Другой бы на его месте точно меня бросил. Нужна я ему, рядом вон сколько красивых и знаменитых. А Федя остался мне верным. За это я всегда буду ему благодарна!
Она даже соединяет ладошки, точно молясь невидимому богу.
Похоже, она действительно боготворит своего муженька. А между тем Федор Иваныч исполнял в драмтеатре второстепенные или третьестепенные роли, а в последние годы у него и вовсе нет никаких ролей. Не востребован – и от этого пьет. Видимо, режиссерство в самодеятельном «Гамлете», хоть и тешит самолюбие, не заменяет даже ролишку без слов на профессиональной сцене.
– Извините, если обидел… Кстати, вы не назвали свое имя и отчество…
– Чего уж там, зовите попросту, Валентиной. А вы хорошо с женщинами разговариваете. Деликатно.
– Вы меня захвалите, Валентина. Если так, признаюсь в своей слабости: люблю рассматривать семейные альбомы, узнавать чужую жизнь. Ваши дети, конечно, уже взрослые?
Покраснев, она признается, что детей у нее нет. Не дал Бог. И добавляет с простодушной откровенностью:
– Федя очень хотел иметь ребеночка. Мы даже думали взять из роддома. А потом как-то… Страшновато стало. А вдруг эти… гены окажутся не те…
Внезапно она вытаращивается на меня, и на ее лице появляется странное выражение, которое расшифровываю, как борьбу между желанием рассказать и страхом сболтнуть лишнее.
И жажда высказаться побеждает.
– Вообще-то, – говорит Валентина, – я у Феди вторая жена. С первой он расстался. У него и ребенок есть. Дочка.
Вот те и на! Казалось бы, тихая чета правильных маленьких человечков: Федя и Валя, достойно доживающая положенный срок, какие еще скелеты в шкафу? А они есть – и загадочно побрякивают костями.
А, была не была, спрошу!
– Извините, Валентина. Если вопрос покажется бестактным, можете не отвечать… Почему ваш муж ушел от первой жены?
Она отводит глазки. Разговор и неприятен ей, и волнует ее: так хочется вывалить в чьи-то уши тяготящую душу тайну! Почему бы не в мои? Теперь ей легче: раз начала, можно катиться, как с горы.
– Она изменяла Феде, – испуганно шепчет Валентина, точно мы не одни. И даже быстро озирается, не подслушивает ли кто.
– И дочка не его? – спрашиваю, озаренный внезапным предчувствием. И замечаю, что тоже шепчу.
– Ага, – Валентина печально качает головой. – Оказывается, он не может иметь детей. Это ж какой надо быть стервой, чтобы предать Федю!
– А вы ее видели – первую жену вашего мужа?
– Видела. Случайно. Идем мы с Федей как-то по улице. И вдруг он руку мне локтем так сдавил, я чуть не закричала. Прошли метров десять. Потом он остановился, закурил. Смотрю – бледный, белый почти. «Тебе что, плохо? – спрашиваю. – Сердце прихватило?» А он: «Женщина, которая нам навстречу попалась, это моя первая жена. Ленка. С дочкой».
– Люблю послушать про чужую жизнь, – мечтательно говорю я. – А вы рассказываете – будто роман читаешь.
– Какой уж там роман, – она сияет, польщенная моим незамысловатым комплиментом. – Обычное житье-бытье. Потому что я обыкновенная. Федя – тот, конечно, из другого теста. Особенный. Я иногда вожусь по хозяйству – и вдруг подумаю: как же мне повезло на этом свете!
– А эта женщина, я имею в виду первую жену, что с ней произошло?
– А что ей сделается. Замуж выскочила.
– За любовника, за отца своей дочери?
– А вот и нет! За другого! Хороший, наверное, человек, если женщину с ребенком взял.
И смотрит ликующими глазенками, должно быть, и впрямь радуясь и за бывшую супружницу Феди, и за ее второго мужа…
Вновь оказавшись в солнечном и тенистом, утопающем в зелени дворе, звоню Пыльному Оперу.
– В молодежном театре «Гамлет и другие» трудится режиссер Бубенцов Федор Иваныч. Женат вторым браком. Мне необходимо знать ФИО и адрес его первой жены.
– Сделаем, – как всегда скупо и без особых эмоций обещает он, даже не интересуясь, зачем это мне надо.
Нелюбопытный опер – это что-то новое в криминалисткой практике.
Господи, куда сворачивает мое расследование, в какие чащобы!
Вечером заезжаю за Анной в ее архитектурную мастерскую и вместе с ней отправляюсь на Бонч-Бруевича.
Не понимаю людей, которые мчатся за тридевять земель, чтобы увидеть Париж, Лондон, Нью-Йорк, Пекин и прочие мировые мегаполисы, не считая всякой мелочевки. Мне за глаза хватает моего городка.
Обожаю бродить по его нешироким улочкам и представлять, что рядом со мной шагает приезжий – из другого города или иностранец (почему бы и нет!). А я демонстрирую ему (приезжему) достопримечательности и красоты, а он изумляется и от восторга качает башкой.
Сейчас, когда я вдвоем с женой, мне никакого выдуманного иностранца не надо. Указываю ей на недавно выстроенные здания: хороши! В ответ Анна заявляет, что все они – ужасающая бездарность и вообще не архитектура. Я не спорю. Зачем? Главное, что эти уродцы нравятся мне.
Временами мы обнимаемся или останавливаемся и с улыбкой смотрим друг другу в глаза. Целоваться при всех, как пацанята, не рискуем.
Порой у меня возникает странное ощущение. Вдруг начинает казаться, что мы с Анной любовники, погуляем и разойдемся по своим домам. А потом вспоминаю: мы – муж и жена, и нам дорога в одну квартиру… Наверное, это и есть счастье.
Перекусываем в маленькой забегаловке. За одним из столиков замечаю паренька, чья личность кажется мне знакомой. Погоди, да это же хлопчик из «Гамлета и других» по прозвищу Лисенок! Серж показал мне (в электронном виде) фотки «гамлетовских» ребят, был среди них и этот пацан. Если есть во мне нечто путное, так это память на лица.
Лисенок жует пиццу, запивает соком. При этом он поглощен какими-то своими мыслями, челюсти двигаются вяло. Он тут же улавливает мой взгляд и неприязненно, по-звериному косится черными глазенками.
– Извини, – обращаюсь к Анне, – я отлучусь на пару минут.
Подхожу к парню и, широко осклабившись, представляюсь:
– Королек, частный сыщик. Расследую убийство Снежаны из «Гамлета и других». Разрешите присесть за ваш столик?
Он молча кивает. Усаживаюсь напротив него.
– Вот, увидел тебя, захотелось немного поболтать. Не против?
– Пожалуйста, – Лисенок хмуро уставляется в стол.
– Мучить буду недолго, – дружелюбно говорю я. – Просто хочется кому-то признаться, что ни фига не получается. Поплакаться в жилетку. Запутался я совсем. Снежану убили. И убийца был вроде бы ясен: Миха, кто же еще? А оказалось, не он. Вот те раз. Ты-то как думаешь, кто Снежану угрохал?