Оцелот Куна - Маргарита Азарова

– А где, – хотел я сказать, – мне его найти, – но связь оборвалась, и телефон начал издавать характерные гудки.

– Вашей дочери угрожает опасность, кто-то удерживает её силой, слышите, вы!!!

Голос отделился от тела матери Жанны (даю голову на отсечение – она продолжала спать, даже ритм сопения не изменился):

– Найдётся это сокровище, у неё такой влиятельный богатый покровитель – он из-под земли её достанет.

Интеллигентный Эндрю покраснел от злости.

Про себя я молчу – я краснел, зеленел, потом опять краснел.

– Чёрт побери, такие страсти из-за какой-то жемчужины, их пруд пруди, нет, им подавай именно эту, – мою тираду прервал Глеб Максимилианович:

– Раз дело приобретает такой оборот, Евгений, я, конечно, помогу вам, чем смогу. Обратите внимание, молодые люди, на столе лежит невзрачная тетрадь, может, она чем-нибудь поможет вам, это во-первых; во-вторых, жемчужину, о которой идёт здесь речь, я, по настоянию моей возлюбленной Виолетты (при этом мы с Эндрю недоуменно переглянулись и уставились на эту в кавычках Виолетту, уж очень ей не подходило сие имя, прямо скажем – она его портила), – извлёк жемчужину из вашего кармана, Евгений, да, да, ради любви и не на то пойдёшь, и продал её хорошо вам известной приме нашего театра Анаиде Адольфовне.

Взяв тетрадь, вежливо отказавшись от любезного предложения соседки зайти к ней в гости и отведать чаю с пирожками, мы вышли на улицу.

Эндрю надо было на работу, и мы побежали вместе в сторону театра, не дожидаясь трамвая.

– Беги, беги, – сказал я ему, прощаясь, – если я что надумаю, то позвоню тебе.

Сказать, что я был растерян, значит, ничего не сказать.

Сгустившиеся сумерки скрыли под своим покровом мои становившиеся неуправляемыми эмоции: защипало глаза. «Это что – слёзы?» – подумал я, вспомнив героев боевиков, которые попадали в подобные ситуации. Они постоянно продумывали план действий по вызволению героинь.

Вот что значит работа в театре: несмотря на переживания, успеваю думать, как я буду выглядеть со стороны.

Но глаза действительно щипало, и текли реальные слёзы. Помимо испытываемых общечеловеческих чувств сострадания, я вдруг понял, что влюблён в Жанну, да, я её люблю. И это не давало мне трезво оценить обстановку.

Для порядка надо было пойти в полицию и написать заявление о пропаже Жанны. Я, конечно, понимал, что история с жемчужиной может выглядеть абсурдной, тем более я не хотел подставлять Глеба Максимилиановича. Надо изложить дело без мистических подробностей, но также мне пришло в голову, что, не зная точных данных о том, где она живёт и без её фотографии, это делать бессмысленно. Я решил вернуться в дом, который мы не так давно покинули с Эндрю и попробовать вызвать Виолетту на беседу для выяснения подробностей жизни Жанны, тащить эту горе-мамашу в полицию в таком виде было себе дороже.

На звонок, прозвеневший дважды, опять никто не открыл дверь. Я, в надежде на положительный исход, позвонил соседке, она открыла, пригласив меня войти. Дверь Глеба Максимилиановича как и прежде была не заперта, но в комнате он был в одиночестве, от его возлюбленной остались только алкогольные испарения, которыми он, видимо, дорожил.

Он встретил меня словами:

– А, это вы, – и посмотрел на меня взглядом провидца, – я знал, что вы вернётесь.

– А почему не открыли дверь, раз знали? – спросил я.

– Всё должно идти так, как идёт, – опять он напустил туману, теперь уже на слова.

– Где ваша красавица? – решил я перейти к делу.

– После того как вы ушли, приехал Василий, погрузил Виолетту в свою тачку и куда-то увёз.

– Кто такой Василий?

– Виолетта называет его благодетелем её дочери Жанны, а как там всё обстоит на самом деле – я не знаю. У вас есть тетрадь, из неё вы можете многое узнать, мне кажется, это дневник этого Василия. Он спрашивал об этой тетради у Виолетты. Если хотите, читайте здесь, может, содержание этой тетради внесёт какую-нибудь ясность…

Он пошёл на кухню ставить чайник. Соседка принесла предложенные ранее пирожки. А я углубился в чтение дневника Василия.

Годы, годы…

Это лишь время – физическая величина, это не мерило жизни, мерило жизни – это любовь, и чем взрослее любовь, тем моложе душа. Она молода своей нравственной чистотой, стремлением к прекрасному…

И для меня не кощунственна мысль о возврате в прошлое, желание отдать настоящее со всеми его потрохами хотя бы за короткое мгновение прошлого. Мы живы тогда, когда мы счастливы, мы живы, когда мы любим, во всё остальное время – мы только животные, стремящиеся стать людьми.

Я нашёл способ соприкосновения с тем временем, когда я был счастлив, память о котором не оставляет меня ни на мгновенье. Его мне так хочется переживать вновь и вновь.

Я о нём напишу, о моём прошлом, о тех днях, что служат для меня источником жизни и сейчас. Я чувствую в этом потребность, и она неиссякаема.

Давным-давно, а кажется – будто вчера, я, неисправимый романтик, и мой друг Сашка со своей девушкой, обладательницей высокопарного имени Виолетта, отправились в круиз на великолепном лайнере. Денег, выделенных мне родителями по случаю получения диплома о художественном высшем образовании, было предостаточно, они жгли мне руки непреодолимым желанием быть потраченными. К тому же – красоты и тайны берегов Атлантики и Карибского моря влекли меня необыкновенно.

Откровенно говоря, присутствие Виолетты тяготило меня своей вульгарной необузданностью, развязностью, но – чего не сделаешь для лучшего друга, который за внешней привлекательностью своей подруги не замечал того, что было очевидным для всех. Я надеялся, что он со временем образумится, и предпринятая нами совместная поездка поможет в этом. А пока, спрятав подальше от всех предвзятое отношение к его спутнице, я старался быть лёгким в общении с окружающими людьми и получать удовольствие от свободы, от всевозможных обязательств, связанных с учёбой и всем тем, что я оставлял дома в городе…

Перелёт на самолёте до места посадки на круизный лайнер я миновал во сне, так как в буквальном смысле этого слова заснул, только поднявшись на борт и очутившись в кресле, даже не услышав приглашение отобедать, что для меня не свойственно, – видимо, сказались волнения последних дней, связанные с экзаменами.

Судно, на котором нам предстояло путешествовать, называлось «Angel» – это был элегантный уютный круизный лайнер во французском стиле, с морской водой в бассейне на открытой палубе, ресторанами, дискотеками, с комплиментом «five o’clock tea», вместимостью до трёхсот пассажирских мест и сотней членов экипажа. Я был если не счастлив, то умиротворён в преддверии путешествия и неожиданных приключений, и в то же время ощущал себя пружиной, сжатой каждым своим витком, готовой в любой момент распрямиться и выплеснуть накопленную энергию.