Оцелот Куна - Маргарита Азарова

Последний раз я взглянул на сына.

Постелив листья кокосовой пальмы на дно лодки, положил на них Лиа, и мы отправились в обратный путь.

Лиа не приходит в сознание, я едва слышу её слабое дыхание… Приналегаю на вёсла, время от времени смачиваю губы Лиа соком кокоса.

– Скажи хоть слово, Лиа, не молчи, мы скоро будем на месте. Не оставляй меня одного.

Разве это справедливо – обретать сына ценой твоей жизни, любимая?…

Нет, это выше моих сил…

Ты осталась на земле своих предков. Твои боги не отдали мне тебя. В последний миг своей жизни ты открыла глаза и протянула мне жемчужину…

Зачем она мне? Ты не успела мне сказать…

Моя жизнь без тебя бессмысленна…

Потом мне снился снег: его крупные хлопья падали на твои обнажённые плечи, которые я хотел укрыть твоим национальным ярко-оранжевым платком, но ты шутливо отмахивалась от моей заботы о тебе…

Столько прошло времени, а сердце всё зовёт: «Лиа, Лиа…»

И не хочет верить, что ты не откликнешься никогда… Я переоценил свои возможности. Моё желание соприкоснуться сознанием с Лиа осуществилось, но по мере того, как оно ложилось из-под пера на бумагу, меня всё больше сковывало горе утраты. И, видимо, моё убеждение в том, что я смогу взглянуть на свои чувства и эти события со стороны, оказалось ложным, потому что ком подкатывал к горлу с каждой написанной буквой так, что невозможно было даже дышать, и в очередной раз я откладываю перо…

На оборотной стороне обложки тетради Василия был записан адрес и женское имя Нонна с отчеством Георгиевна. Эта запись послужила зацепкой в моих поисках хозяина тетради. Поскольку Эндрю был занят в театре, я отправился по указанному адресу один.

Оказалось, это элитная частная психиатрическая клиника. Медсестрички в регистратуре, любезные и смешливые, беспрепятственно помогли мне найти пациентку с интересующим меня именем.

– Ей разрешены посещения в любое время без предварительной записи. Но она сейчас на прогулке. Я вас провожу, – сказала одна из девушек.

Мы прошли по аллее, где прогуливались пациенты с прибывшими их навестить родственниками и знакомыми, а в воздухе стоял терпкий запах черёмухи, немного кружащий голову. На расстоянии примерно пяти шагов друг от друга стояли скамейки, на которых сидели люди, оживлённо беседуя, читая или молча созерцая происходящее вокруг.

– Да вот же она, – сказала медсестра, указав на одну из скамеек, где в одиночестве, задумчиво глядя в одну точку, сидела благообразная пожилая женщина.

– А можно дальше я сам? – спросил я сестричку.

Она, улыбнувшись, в знак согласия кивнула мне головой и торопливым шагом удалилась в здание клиники.

Я присел на скамейку рядом с Нонной Георгиевной.

Она подняла на меня глаза и заговорила, будто продолжила только что прерванный монолог:

– Зеркало разбилось, я точно слышала этот характерный звук. Осколки были очень острыми, и я не знала, с какой стороны ступить, чтобы кровь из раны не брызнула фонтаном. Привычка ходить босиком по раскалённым углям, битому стеклу сослужила свою службу, и мой иммунитет говорил спасибо этим приобретённым практичным навыкам, но то всё были чужие угли и осколки. Другое дело, когда наступаешь на свои осколки, осколки своего существования, когда они настолько острые и мелкие, что не могут служить для выработки защитной реакции на окружающую действительность. Это то же самое, что наступать на свою боль, на вдребезги разбитую душу. Осколки долго лежат не востребованными. Может, они боятся вновь воссоединиться. Да и прежнее воссоединение невозможно, потому что очень большая часть души разбилась настолько мелко, что даже при помощи микроскопа невозможно различить все осколки.

Осколки иногда вспоминали, какой они были формы и размера, когда были единым целым. Если вернуться в прошлое невозможно, если душа осталась жить, то, хочешь – не хочешь, надо искать способ будущего существования.

Ведь время – главный лекарь – уже вооружилось всем необходимым и начинает кропотливый путь, складывая мозаику из осколков из того, что ещё можно воскресить. Если бы не было даже мельчайших остатков, о восстановлении не могло быть и речи, и появилась бы эпитафия, прочитав которую, никто бы не пытался найти то, что уже никогда не найти в себе и не почувствовать в других.

Больно, больно, осколки острые, осколки острые, протыкают насквозь, протыкают насквозь, протыкают насквозь…

Время тем и хорошо, что беспристрастно выполняет свою работу.

Но не всё обстояло так плохо, как казалось ранее. Осколки вновь начали движение друг к другу.

Соединяясь, принимая ещё неясные очертания, они опять отправились на поиски тех, кто нуждается в их тепле, потому что это – важная составляющая воссоединения осколков. Для того чтобы увеличиваться и скрепляться, душа отдаёт как можно больше своей энергии и сил, то есть свой жар другим душам, и только тогда она сможет жить полноценной жизнью. Это незыблемый закон.

И вот моя ещё не сформировавшаяся после крушения душа протягивает руку помощи себе подобным…

Например, душа-зайчик пугается всякого шороха, и, конечно, в осторожности ей не откажешь.

«Может, стать зайчиком?» – подумала моя душа. Он такой милый, обаятельный, всеми любим. Не зря влюблённые не обходят стороной ласковое имя – зайка. У него прелестный хвостик, он хорошо уходит от опасности, прыгая в сторону, петляет…

Нет, моей душе недостаточно, недостаточно… зайчиком быть недостаточно…

Может, стать бобром? Такие симпатичные зверьки. Можно много плавать на спине, сложив лапки на груди после нелёгкого трудового дня. Всё время на природе… строить и строить… По выходным ходить в гости к таким же бобрам как ты, за столом восхищаться достижениями друг друга в строительстве плотин, делиться опытом и, выпив чарку-другую, лечь спать, мечтая о новом доме-хатке…

А, может, стать хитрой лисичкой с пушистым рыжим хвостом, умеющей заметать свои коварные следы? Только где их набраться – коварства и хитрости, если этого нет от природы? Строить ещё можно научиться, а вот научиться коварству – точно невозможно; оно или есть, или его нет.

Может, стать овцой? Пастись спокойно, под присмотром на лугах, жевать зелёную сочную травку и ни о чём не беспокоиться…

Или, может, стать сорокой и увлечься сбором блестящих вещиц, украшать себя ими и радоваться, что всё больше и больше вокруг тебя становится блеска, и душа будет переливаться этим блеском, притягивая себе подобных, и жизнь будет похожа на нескончаемый праздник мишуры, фейерверков и беззаботности…