Камера - Джон Гришэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1967-й. Если Сэму сорок шесть, то его сынуЭдди двадцать четыре, а Адаму вот-вот исполнится три. Тогда его звали Алан. Вскором будущем Алан Кэйхолл переедет вместе с родителями в далекий штат, гдеместный судья официально зарегистрирует его новое имя. Раз за разомпросматривая кассету, Адам постоянно задавал себе вопрос: где находился он 21апреля 1967 года в семь часов сорок шесть минут утра? Семья жила в маленькомдомике на окраине Клэнтона, и скорее всего в это время трехлетний мальчик мирноспал под присмотром матери. Сыновья Крамера были всего на два года старше.
На протяжении дальнейшего получаса лицо СэмаКэйхолла виднелось за стеклами полицейского автомобиля, который перевозиларестованного из тюрьмы в здание сначала одного суда, затем – другого. Запястьямужчины сковывали наручники, взгляд устремлен в землю. Сэм не замечалрепортеров, не слышал их вопросов и хранил молчание. Выходя из дверей суда, онтут же нырял в машину.
Ход двух первых процессов полностьютранслировался по телевидению. Со временем Адам раздобыл все материалы,тщательно отредактировал их и переписал на видеопленку. Он вдоволь насмотрелсяна самодовольное лицо Кловиса Брэйзелтона, использовавшего любую возможностьпокрасоваться перед прессой. Адвокат вызывал в нем чувство омерзения. Кадрызапечатлели толпы горожан перед зданиями судов, кордоны вооруженныхполицейских, белые капюшоны куклуксклановцев. В краткие мгновения мелькалафигура Кэйхолла: пригнув голову, тот скрывался за широкой спиной охранника. Позавершении второго процесса из дверей суда выехал в инвалидной коляске МарвинКрамер. Со слезами в глазах он обвинял лицемерную систему правосудия штата.Оператор успел поймать в объектив печальный инцидент: заметив метрах в десятиот себя двух мужчин в балахонах Клана, Марвин начал осыпать их проклятиями.Один из расистов прокричал в ответ какую-то угрозу, но слова его утонули вгомоне толпы. Адам многократно пытался вычленить фразу, впрочем, без малейшегоуспеха. Она так и осталась висеть в воздухе. Пару лет назад, еще студентомюридической школы в Мичигане, Адам познакомился с журналистом, который держалтогда перед Марвином микрофон. Если репортеру не изменяла память, клансменпообещал, что Крамер, потеряв ноги, в скором будущем лишится и рук. Похоже,репортер не ошибался, поскольку Марвин на экране утратил над собой всякийконтроль. Направив коляску в сторону белого балахона, он разразился площаднойбранью. Супруга и стоявшие рядом родственники пытались удержать адвоката,однако тот продолжал бешено вращать резиновые обода. Коляска соскочила стротуара на газон и перевернулась; Марвин вывалился на траву. В воздухемелькнули культи ног. Друзья бросились к нему на помощь, минуту-другую упавшегоне было видно. На экране возник содрогавшийся от хохота расист. В уши ударилвысокий, пронзительный вопль инвалида – так стонет раненое животное. От полногоотчаяния и боли звука хотелось бежать. Через несколько секунд горький эпизодмилостиво сменился другим.
При первом просмотре этих кадров Адам не могудержать слез. Хотя они давно уже высохли, ком в горле мешал ему дышать исейчас.
За период между 1968-м и 1981-м технологиясделала гигантский скачок вперед, и запись последнего, третьего судебногопроцесса по делу Сэма Кэйхолла была намного отчетливее. Февраль 1981 года,действие происходит на уютной площади небольшого городка перед сложенным изкрасного кирпича зданием окружного суда. День, судя по всему, стоит морозный:площадь почти пуста. Под голым деревом возле переносной жаровни стоят троечленов Клана, за ними наблюдают десяток вооруженных солдат в мундирахнациональной гвардии.
Средства массовой информации уделилипоследнему процессу куда больше внимания, нежели первым двум. Обществутребовалось напомнить о не столь давних перипетиях борьбы за гражданские права,и суд над Сэмом Кэйхоллом, нераскаявшимся террористом, предоставлял такуювозможность. Вот перед вами реликт бесчеловечной эпохи, вынужденный, в концеконцов, по справедливости ответить за свои злодеяния! Газеты всей страныпроводили многочисленные аналогии с нацистами.
В зал суда Сэма доставляли уже не из тюремнойкамеры. Он наслаждался жизнью на свободе, и это значительно осложняло работутелевизионщиков. Объективы ловили лишь его мгновенные появления в дверныхпроемах. Прошедшие тринадцать лет изменили внешность Кэйхолла. По-прежнемукороткие волосы отсвечивают благородной сединой, сухощавый, подтянутый некогдаоблик округлился, стал почти представительным. С независимым видом выходя изавтомобиля, он, не замечая представителей прессы, направляется к каменным ступенямкрыльца.
Героем большей части репортажей о третьемпроцессе являлся прокурор по имени Дэвид Макаллистер, привлекательный молодойчеловек в отлично сидящем темном костюме, с задорной белозубой улыбкой нарумяном лице. Его манера держаться говорила: очень скоро Миссисипи получит ещеодного талантливого политического деятеля.
Восемью годами позже, в 1989-м, ДэвидМакаллистер был избран губернатором штата. Суть его предвыборной платформызаключалась в твердых обещаниях дать отпор преступным сообществам, в стойкойприверженности институту смертной казни. Адам презирал удачливого политика,хотя и знал, что через несколько недель будет сидеть в его приемной, чтобыподать просьбу об очередной отсрочке приговора.
Кассета заканчивалась кадрами, на которыхвновь закованного в наручники Сэма выводят из зала суда. Присяжные только чтообъявили вердикт: смерть. Лицо Кэйхолла хранит полную невозмутимость. Егоадвокат потрясен. Телевизионный комментатор сообщает, что в течение неделипреступник окажется на Скамье.
Включив перемотку, Адам уставился в темныйэкран. Позади кушетки на полу стояли три картонных коробки с бумагами:объемистые отчеты о всех трех судебных процессах были приобретены еще вПеппердайне. Кроме официальных документов, в коробках лежали ксерокопии сотенгазетных и журнальных статей, десятков апелляций, материалы по вопросу отменысмертной казни. Теперь о деде никто не знал больше, чем он.
И все-таки Адам понимал: сделан лишь первыйшаг. Нажатая кнопка запустила кассету вновь.