По ту сторону жизни - Александр Чиненков

— Прямо-таки и не на кого? — усомнился Матвей. — Да у вас целая армия под ружьём. Хоть завтра в поход!

— Нет, это всё не то, — вздохнул дон Антонио. — На меня работает много людей, очень много, согласен… Но положиться могу только на тебя одного, соотечественник ты мой ненаглядный! Вот и вверяю тебе всё, что имею, на то время, пока буду в отъезде.

— Хорошо, я вас понял, дон Антонио, — скупо улыбнулся Воронцов. — Но-о-о… Вы ещё хотели поговорить со мной о чём-то?

— Обо всём необговоренном посудачим перед отъездом, — ответил де Беррио. — А теперь ступай и действуй так, как уже обговорили. Только смотри не наломай дров, я на тебя надеюсь и уповаю на твою сообразительность!

* * *

Выйдя из ресторана, Матвей Воронцов прогулялся по пляжу до спасательной лодочной станции и вошёл в домик. Выпроводив лодочника на улицу, он снял трубку с телефонного аппарата и набрал номер.

— Да-да, я вас слушаю, — послышался в наушнике мужской голос.

— Это я, Воронцов, — сказал Матвей. — Вот звоню, как было приказано.

— Да-да, я слушаю вас, господин Воронцов, — заговорил мужчина вкрадчивым голосом. — Надеюсь, у вас есть для меня хорошие новости.

— Мне есть, что сказать вам, но я предпочитаю обсудить это не по телефону, господин Быстрицкий, — глянув на дверь, тихо проговорил в трубку Матвей.

— Хорошо, я вас понимаю, встретимся на прежнем месте, — прозвучал в трубке ответ. — В полночь вас устроит?

— Вполне, я не боюсь темноты, — усмехнулся Воронцов. — К тому же… — он сделал паузу и закончил: — Всё, до встречи, господин Быстрицкий! Я буду на месте ровно в полночь.

* * *

Часы на городском соборе пробили полночь и тут же колокола заиграли церковные мелодии, которые внесли некоторую бодрость в плохое настроение Матвея Воронцова. В это время к скамейке, на которой он сидел, подошли двое.

— Ты один? — поинтересовался один из них, крутя головой из стороны в сторону.

Воронцов, казалось, был нисколько не удивлён их появлением.

— Как видите, господа, я вполне способен обходиться без телохранителей, — сказал он.

— Прекрасно, тогда предлагаю пройтись…

Воронцов пожал плечами и встал со скамейки.

Прогуливаясь по набережной, они говорили о России без большевиков, о том, какую будут строить новую жизнь, и о многом другом, только не о деле, собравшем их воедино. А затем Воронцову было предложено зайти в прибрежный кабачок, и… Он был вынужден согласиться.

Войдя в полупустое небольшое помещение, они уселись за столик в самом тёмном углу. Подскочил официант. Получив заказ, он тут же исчез и пару минут спустя появился с бутылкой шампанского и тремя фужерами.

— А вот и вино! — сказал мужчина, который предложил ему пройтись, и его глаза даже заблестели в темноте от предвкушаемого удовольствия.

Однако Воронцов поморщился, глядя на заполненные шампанским фужеры:

— Вообще-то я не пью ночами, даже в хорошей компании, — сказал он. — Дон Антонио поддержал бы вас, господин Быстрицкий, но только не я.

— Есть вещи, за которые нельзя не выпить, — взяв в руки фужер, сказал тот. — Предлагаю тост за славное прошлое и великое будущее нашей матушки-России!

— За такой тост просто невозможно не выпить, — вздохнул Воронцов. — Хотя я предпочитаю воздерживаться от употребления спиртных напитков. Стыдно признаться, господа, но даже самая малая доза туманит мои мозги, и я становлюсь буйным и неуправляемым.

— Фужер благородного напитка вам не повредит, — настаивал Быстрицкий. — В нашем роду…

— Я хочу знать, сколько мне ещё предстоит находиться подле этого зажравшегося упыря, господа? — не дав ему договорить, обратился к собеседникам Воронцов. — Я не могу больше работать у этого так называемого «дона Антонио». Один только его вид доводит меня до кипения, и я готов…

— Нет-нет-нет, исключено! — отрезал Быстрицкий. — Тебе поручено важное задание «служить» господину де Беррио до тех пор, пока это нам необходимо! А сейчас лучше выпей шампанского и остуди свои чувства.

— Что ж, пусть будет по-вашему…

Они чокнулись и дружно выпили.

— Вчера по телефону разговаривал с Англией, — мечтательно заговорил Быстрицкий и внимательно посмотрел на Воронцова. — Наш центр одобряет все наши действия относительно де Беррио. А тебе по-прежнему можно доверять, так ведь?

Мысли Матвея сразу же приняли другой оборот.

— Ну конечно, господа! — воскликнул он. — Я всецело предан нашему делу душой и телом!

— Тогда выпьем ещё по одной, — подзывая официанта, сказал второй мужчина, пришедший с Быстрицким. — Мы, казаки Бадаловы, бывало…

— А давайте лучше поговорим о деле, — поморщился Воронцов. — Мы, кажется, именно для этого встретились сейчас.

— А кто спорит, для этого, — кивнул Быстрицкий. — Наша цель тебе известна, уважаемый Матвей Захарович, и ты обязан сделать всё, чтобы она была достигнута.

— Я сделаю всё, что было мне поручено, господа, — заверил Воронцов. — Только хотелось бы знать подробнее о наших планах. Перевозка нефтепродуктов в Германию, как я понял, первая часть задуманной акции, а как будет выглядеть вторая?

Быстрицкий и Бадалов переглянулись.

— Дело в том, что мы и сами всего не знаем, — развёл с виноватым видом руками Быстрицкий. — Нас и тебя уполномочили добиться от де Беррио того, чего мы добиваемся. И именно это сейчас мы собираемся обсудить в деталях и с мельчайшими подробностями. Надо проникнуться важностью дела, и… Ставка сделана! Дон Антонио де Беррио не должен вывернуться и ускользнуть от нас…

Санитар помог ему встать с кушетки, перевёл в палату, помог раздеться и лечь в постель. Он чувствовал себя дряхлым старцем, со дня на день ожидавшим прихода смерти.

Укрывшись одеялом, он закрыл глаза и уснул. Во сне он вздрагивал, вздыхал и стонал, как от мучительной боли. Появившаяся в палате медсестра сделала ему укол.

Он посмотрел на свои руки, они тряслись. Ноги тоже тряслись, и он ничего не мог с этим поделать. Его потревожил звук подъехавшей машины и гудок клаксона за окном. У входа стояла легковая машина, из которой выходили люди.

Он покачнулся на ватных ногах и едва не рухнул на пол, но устоял, схватившись за подоконник. Голова загудела как наковальня, когда по ней ударяют молотом. И в этот момент в палату кто-то вошёл. Он медленно обернулся.

— Вижу тебя на ногах, и это радует, Кузьма Прохорович! — сказал вошедший. — Вот решил навестить тебя и поговорить… Ты понимаешь меня?

Услышав голос, он вздрогнул.

— По-о-о-шёл вон!

— Значит, понимаешь, — ухмыльнулся вошедший. — Ты уже неделю в дурильнике и… Хочу сказать, что выглядишь неплохо, хотя… Может быть, ты всё-таки сознаёшь, что нездоров?