Бегство к себе - Галина Леонидовна Одинцова

и тяготило. И он с лёгкостью согласился с мыслью, что принятый с другом коньяк и бессонная ночь, наполненная воспоминаниями, таким вот образом дают о себе знать.

Мелькали станции одна за другой, но он не слышал голоса диктора, не замечал суеты на остановках. Пассажиры, раскачиваясь в такт движению поезда, были заняты привычными делами. А он не мог найти себе места. Он видел отражение незнакомых людей в окне, уже понимая, что волнует его что-то другое, непонятное ему. Неужели его слабость, не позволившая выйти на знакомой станции? Нет, это не слабость, это трусость. Он как был трусом, так им и остался. Сейчас он признаётся себе в этом. Трус! Надо вернуться. Конечно, надо вернуться и исполнить то, о чём мечтал столько лет… И он сделает это. Конечно же, сделает. Другого случая не будет! Когда ещё придётся быть в Москве? Неизвестно. На следующей станции выйдет, перейдёт на другую сторону и вернётся на станцию «Сокольники». А там…

Женщина – та, что постарше, с пёстрым шарфом, который словно змея обвил её шею, – тут же отвернулась. Но Андрей успел поймать её взгляд. Там, в темноте, в окне, словно в зеркале. И заволновался ещё больше. Он узнал этот взгляд. Он его помнил. Помнил всю жизнь!

Этот взгляд не давал ему покоя по ночам. Он помнил её глаза, которые меняли свой цвет, когда она смеялась. Они искрились и излучали счастье. Когда она сердилась, её синие глаза становились тёмными и грустными. Она всегда говорила, что он никогда не забудет её глаз. Потому что только они понимают его, смотрят на него с любовью или грустят. Так и случилось.

Оглянулся. Нет, это была не она! Не та, которая любила его больше жизни и готова была отдать за него свою жизнь, а он предал её, помчавшись за другой. Новые чувства, деньги, удовольствия затмили его любовь. Но всё это быстро кончилось. А когда вернулся, та, любившая его больше жизни, не простила ему этого. Он умолял, уговаривал, клялся в любви и верности – она смотрела сквозь него и молчала. Где-то в глубине квартиры плакал ребёнок. А из огромных синих глаз Ники катились крупные слёзы.

Конечно же, здесь, в вагоне, была не та стройная девушка, которую он помнил и любил. Прошло двадцать пять лет. Жизнь его мчалась, как этот поезд метро: то замедляя, то ускоряя ход, делая иногда короткие остановки. Он пытался устроить свою жизнь. Но ничего не получалось. Все годы он мечтал о встрече с ней. Представлял, как снова будет умолять её вернуться, ведь он одинок и никем не понят. Представлял. Но представить себе не мог, состоится ли эта встреча на самом деле. Теперь же он был уверен, что эта встреча будет, и уже сегодня. Он так решил! И встал напротив дверей, приготовившись к выходу.

– Станция «Парк культуры»…

– Извините, вы выходите? – спросил женский голос.

Андрей машинально шагнул вправо. Двери вагона открылись, выпуская пассажиров. И шлейф знакомых до боли в сердце духов заставил его обернуться. Манящая ароматная дымка в воздухе пронеслась вслед за той, чей голос он услышал за спиной.

Женщин на своём месте не было. Как будто током пронзило его насквозь! Он резко развернулся к окну.

Она держала свои тяжёлые сумки и смотрела на него сквозь вагонное стекло. Андрей встретился с ней взглядом, с её взглядом, и её глаза смотрели теперь в самое его сердце. Та, что моложе, звала спутницу мамой, торопила, удивлённо смотрела на них, переводя взгляд с одного на другого…

Но её мать ничего не слышала и не видела никого, кроме него. Он ринулся к двери, пытаясь раздвинуть плотно сомкнувшиеся створки. Поезд, надрывно выдохнув, стал набирать скорость.

Её фигура, фигура зрелой женщины, располневшей, с тяжёлыми сумками в обеих руках, с длинным непослушным пёстрым шарфом, который снова сполз одним концом почти до платформы, всё удалялась и удалялась, пока совсем не исчезла из виду…

Человек сам делает свой выбор. Сам решает, как ему поступить в той или иной ситуации. Иногда нерешительность ломает всю его жизнь, возврата нет, как нет и будущего, которое уже не сложилось!

Я никогда не даю советов. Не пытаюсь насильно вытянуть информацию. Каждый человек имеет личные границы. Но существуют и психологические границы, зона доверия. И он решает сам, как близко может подпустить постороннего к своему внутреннему миру, к своим личным границам, за которыми – свои эмоции и переживания, свои ценности. А именно ценности могут меняться под воздействием постороннего человека. Вот только в какую сторону – лучшую или опасную, – человек должен решить сам. Роза с недоверием и осторожностью впускала меня в свой внутренний мир. Но внутренне она желала этого. Ей был необходим собеседник. Она и сама до конца не понимала, как искала его, ждала своего слушателя!

Мне тоже нужен был слушатель, которому можно было бы доверить свои чувства и переживания. Но, увы, я никогда не встречала человека, которому смогла бы рассказать то, что таится в моей душе! А так хотелось бы найти такого, рассказать ему всё без утайки! Мне и сегодня необходим этот попутчик, который смог бы унести с собой все мои тайны! Как легко стало бы моей душе! От какого невероятно тяжкого груза мне удалось бы избавиться! Но рассказать о личном некому. Хотя бы о том, что так волнует меня в настоящее время!

Ещё в декабре он обещал позвонить мне в конце апреля, после Пасхи. Прошла после Пасхи неделя, потом ещё одна, наступил май. А он всё не звонил. Он всегда сдерживал свои обещания, он всегда выполнял их, чего бы это ему ни стоило. Даже тогда, когда у него случалось горе, он никогда не забывал обо мне. Он звонил и рассказывал о своём горе. Я тоже пыталась найти какое-нибудь горе у себя, даже придумывала – только затем, чтобы успокоить его. Дать понять, что не один он страдает: я так же, как и он, параллельно страдаю – пусть и в совсем другом мире, в таком далёком и непонятном ему. Он успокаивался. Он понимал, что его поддерживают и ему сочувствуют.

Так было всегда. Все тридцать лет. Все тридцать лет после случайного однодневного знакомства, которое чуть не перевернуло наши хрупкие молодые жизни, почти выбив эти ещё не совсем опытные жизни из привычного ритма, привычной колеи.

Мы жили в разных измерениях. Он – сильный и благополучный. Я – простая, самая обыкновенная, ничем не отличающаяся от других, такая,