Голос крови - Зоэ Бек

Бен только возвел глаза к потолку.

– И отчего ты сейчас пошел в шоферы? – угрюмо спросил отец. – И жить тебе надо у нас?

– Это только временно. Я буду возить человека, у которого мне светят хорошие перспективы. – Это звучало довольно-таки странно, но они проглотили.

– И кого же? – спросил Джон.

На этот вопрос ему не хотелось давать правдивый ответ. Он попытался отделаться туманными словами:

– Вы же видели новые здания, построенные на побережье между Изингтоном и Питерли? Одному из хозяев понадобился шофер.

– Ну и ездил бы себе на такси, – хихикнула подружка Стива и тотчас почувствовала на себе тяжелые взгляды Джо и Стива. – Извиняюсь, конечно, – забормотала она, хотя не было никакой причины просить извинения.

– Заедешь сюда как-нибудь на богатенькой тачке? – поинтересовался Стив.

Похоже, машины еще вызывали у него какой-то интерес.

– Не думаю, чтобы мне разрешили брать машину. Но все это я узнаю сегодня ближе к вечеру.

– Значит, его сиятельство узнает, – продолжал насмехаться Джо.

Бен сознательно не переходил на диалект своего детства. Он вовсе не хотел провоцировать таким поведением братьев и родителей, просто он понимал, что пропасть между ними непреодолима. Так стоит ли стараться!

После обеда он отправился прогуляться по городку. Здесь снимали фильм «Билли Элиот»[22], и с тех пор политики местного масштаба стали утверждать, что наметился подъем. Что среди жителей растут оптимистические настроения. Правда же состояла в том, что ни в одном другом населенном пункте Англии не было такого количества людей, страдающих ожирением, как здесь. В вопросах плохого питания, плохого здоровья и плохого настроения Изингтон занял первое место. Высокий уровень безработицы заставлял молодежь уезжать из этого города, а оставшиеся болтались без дела. Старики уже ни на что не годились, их доконала работа в шахте. Незаметно было даже намека на оптимизм.

Прогулка по городу вышла у Бена короче, чем он предполагал. Вместо того чтобы гулять, он сел в машину и поехал к морю. Спустившись пешком к пустынному пляжу, он сел на камень и долго глядел на морской простор, слушая шум ветра и волн и крики чаек. Он просидел так, пока серые тучи не заволокли солнце. Почти половина четвертого – пора идти представляться новому работодателю.

– Ничего, если я буду называть вас Бен?

Вопрос был чисто риторический. Однако Бен все же ответил:

– Разумеется, сэр.

– Уж коли человек три года прослужил шофером у Седрика Дарни… – Тут Чандлер-Литтон одарил Бена солнечной улыбкой. – Каков он, на ваш взгляд?

– Очень приятный человек, – ответил Бен нейтрально.

– Вы весьма сдержанны, это хорошо. Почему вы не остались у него работать?

– Здесь живут мои родственники.

– Понимаю. Дарни уверял меня, что неохотно с вами расстается, он утверждает, что в любой момент готов принять вас к себе обратно. Этой рекомендации мне достаточно. Запросить на вас характеристику у его батюшки вряд ли возможно. – Чандлер-Литтон бросил на Бена быстрый взгляд, но Бен никак не отреагировал. – Вы правы, это дурная шутка. Начнете прямо завтра?

– Если угодно, то хоть сегодня.

– Нет. Машина будет в нашем распоряжении только завтра с шести утра. Вы найдете ее здесь на территории и можете с ней ознакомиться. Завтра заедете за мной к половине девятого. Где я живу, вы, вероятно, уже знаете.

Эндрю Чандлер-Литтон кивнул Бену, и тот, вежливо поклонившись на прощание, покинул громадный кабинет, из которого за широким, во всю стену, окном открывался вид на Северное море.

Здание выстроили пять лет назад. Светлое и приветливое, оно было украшено большими окнами не только там, где находился директорский кабинет. Чандлер-Литтон уже десять лет входил в руководство концерна «ИмВак», одного из ведущих производителей вакцин. Два года назад удалось избежать его поглощения американским концерном, после чего акции выросли, и даже мировой кризис не причинил им урона. По данным расследования, проведенного Беном, «ИмВак» был абсолютно чист. С ним не было связано никаких скандалов, вокруг него не ходило даже слухов. За исключением обычных тревожных сигналов со стороны общества защиты животных. Но и тут «ИмВак» вышел из воды сухим и белоснежным: раз в месяц в концерне производилась проверка. Как правило, проверяющие приходили без предупреждения, и ни единого раза не было обнаружено ни малейших нарушений предписанных правил. Заняв пост финансового директора, Чандлер-Литтон сразу же принял меры к тому, чтобы опыты на животных были сведены к минимуму, что вызвало в прессе самый положительный отклик. Он пригласил представителей общества защиты животных, чтобы показать им лаборатории, охотно принимал участие в публичных дискуссиях, выступал в ток-шоу, в ходе некоторых мероприятий безропотно переносил забрасывание гнилыми фруктами.

Эндрю Чандлер-Литтону было шестьдесят три года, его жене Шэннон – сорок девять. У них было две дочери – Александра и Анна. Старшая дочь Александра в двадцать пять лет защитила диссертацию в области биологии в Стэнфорде и, получив степень, стала работать преподавателем в университете. Девятнадцатилетняя Анна училась на физическом факультете в Торонто. Девушки унаследовали способности к естественным наукам с двух сторон: Чандлер-Литтон был медиком, его жена – врачом-гинекологом и вела свою практику в Хаммерсмите[23]. Чандлер-Литтон постоянно жил на своей вилле в восточной части Дарема неподалеку от крикет-клуба. Супружеская жизнь Эндрю и Шэннон протекала без скандалов. Для желтой прессы интерес представляла только их дочь Анна: она любила крепко выпить, не пропускала никаких вечеринок, любила вращаться в среде андеграунда, отдавая особое предпочтение молодым дамам в кожаных нарядах. Для настоящего скандала этого было маловато, так как большинство изданий публично исповедовали свободные и либеральные взгляды. Но Анна была фотогенична, ее временные подружки тоже, а газетные полосы нужно было чем-то заполнять.

– У этого человека есть какая-то тайна, – сказал две недели назад издатель газеты «Скоттиш индепендент» Седрик Дарни своему бывшему судебному репортеру. – И вы ее выясните.

Специально ради этого разговора он сам явился на квартиру Бена в Даддингстоне. Уж если Седрик Дарни покинул стены своей квартиры, для этого должна была иметься важная причина. Но агорафобия была лишь одной из многих напастей, которые мучили Седрика.

– Почему именно я? – ершисто потребовал объяснений Бен, передавая Седрику, который остановился на пороге кухни, непочатую бутылку минеральной воды.

Без стакана. У Бена не было посудомоечной машины, а Седрик скорее согласился бы умереть от жажды, чем прикоснуться к стакану, вымытому вручную. Седрик кивнул Бену и принял из его рук бутылку, не снимая тонких кожаных перчаток.