Ничейный космос - Филип Палмер

На одной корпоративной вечеринке Митито перепела хиты караоке 1970-х а капелла. Я и подумать не могла, что у нее такой сильный, душевный голос.

Помню, однажды сорвался арест, и Рэйчел словила пулю, но ржала при этом как ни в чем не бывало. Через две недели вернулась на службу; ни разу не упустила шанса снять штаны и похвастаться шрамом на ягодице.

Тош. Пропойца, который регулярно забавлялся тем, что вставлял в стенограммы допросов ремарки типа: «Тут следак заряжает в табло подозреваемому». Несколько раз его ловили за руку, а он будто того и добивался — хохотал долго и громко. Тош, оказалось, был еще и двоеженцем. Обеих супруг игнорировал одинаково — смысл жизни он видел в работе.

Мне достаточно подумать о ребятах, и они встают передо мной как живые. Не надо видео- и аудиозаписей, я и без них до последней мелочи помню, как занималась любовью с Томом, как он голый пыхтел на мне, кончал, плакал и забывался сном. Пошло уже… о, сколько лет минуло, а я до сих пор ничего не забыла. В девяносто два года Тома хватил удар. Мой босс и любовник умер, но на похороны я не пришла.

Однако жить Том умел — с большим вкусом. А как он рассказывал истории… Свои рассказы он априори считал интересными. Ему достаточно было произнести фразу: «Вы просто обязаны это услышать…», и все замирали, ожидая начала.

Через пять лет команду распустили: пошли слухи, якобы мы — коррумпированные извращенцы.

Том оказался просто сказочно коррумпирован и службу покидал состоятельным человеком. Я ушла вместе с ним, мы поселились в Доркинге, что в Англии, а через полгода уже начали друг друга бесить. Тогда я села на самолет до Флоренции и позже обосновалась в Италии, где продолжила изучать искусство.

Именно там, на Пьяцца-делла-Синьория, узрев каменного Персея, отсекающего голову Медузе Горгоне, я ощутила, как меня переполняет чистый восторг. Дыхание участилось, голова начала кружиться, и на какой-то миг я решила, что у меня синдром Стендаля, что я просто не в силах выдержать столь огромную радость.

Но все оказалось намного прозаичней: я вызвала «скорую» и тут же упала. Подоспевшие медики констатировали у меня клиническую смерть.

В больнице, меня подключили к аппарату обеспечения жизнедеятельности: механизм вентиляции качал кислород, пока сердце отчаянно пыталось восстановить прежний ритм биения.

Так я умерла и родилась заново.

Так начался новый этап моей долгой-предолгой жизни.

Меня постоянно волновала тема здоровья. Наверное, потому, что самой мне его катастрофически не хватало. В пять лет я надела очки, в девятнадцать начала терять слух, а к тридцати уже носила слуховой аппарат. Про кожу и говорить нечего — солнце было моим злейшим врагом.

Я решила обратить слабости в сильные стороны. Очки с толстыми стеклами сменила на пару торических многофункциональных контактных линз. Эти смарт-линзы позволяли глазам подстраиваться под изменения в окружающей среде: я видела ночью как днем, читала текст, набранный мелким шрифтом, который не в силах прочесть девяносто девять процентов людей со стопроцентным зрением, пыль и сухость стали мне не страшны. Еще линзы работали как бинокли небольшой мощности.

Они обошлись мне в полугодовое жалованье, но того стоили.

Когда обострились проблемы со слухом, я умаслила страховой отдел университета, чтобы мне выделили средства на заказ новейшего слухового аппарата, специально подогнанного под строение канала моего внутреннего уха. Он улавливал звуки именно той частоты, с которой возникала трудность, а чуть отрегулируешь настройки — и можно подслушивать разговор за столиком на другом конце шумного зала ресторана. Я слышала даже, как отвечает собеседник объекта по мобильному телефону… да что там, для меня и булавка не могла упасть на пол беззвучно!

К тому времени моя книга выдержала второе издание, продажи побили все рекорды, и мои доходы удвоились. Помогло и то, что я стала полуизвестным лицом — консультантом сил полиции ООН. Еще я прибавила в весе, распростившись с образом дистрофичной библиотекарши. Стала… ну, почти сексуальной. И богатой.

Я изобретала новые гаджеты: снабдила свои линзы запоминающим устройством и разработала способ беспроводной передачи информации из «мозга» линз на жесткий диск компьютера. За большущие деньги приобрела прибор, который позволял активировать компьютерные программы при помощи еле слышных сигналов, исходящих от моего слухового аппарата.

Я хорошенько поработала над фигурой. Безо всяких там операций, ценой долгих, упорных занятий в спортзале увеличила объем груди. Не то чтобы как у Памеллы Андерсон, но с чувственным изгибом; соски приобрели живой пленительный оттенок. Мне вживили мелатониновый имплантат, и веснушки пропали, а кожа кругл ый год имела золотистый оттенок.

В последние несколько лет работы в команде у Тома я перестала быть худощавой девушкой-нердом — стала стройной, загорелой, пышногрудой девушкой-нердом. Для кого как, а для меня разница была просто огромная.

Придя в сознание после приступа, я настояла, чтобы мне пересадили смарт-сердце (вместо положенного по программе поросячьего). Оно изготовлено из биопластика, автоматически регулирует уровень холестерина в крови, и у него просто феноменальная производительность.

Меня приходил навещать Том — злой, раздражительный. Я сказала, что не желаю его видеть. Держался Том гордо, но мои слова его сильно ранили.

Понимаете, я ощущала себя совершенно иной. Том остался в жизни Лены, которая умерла, а в жизни новой Лены ему места не нашлось.

Через несколько месяцев я выписалась и занялась собой: бег, бодибилдинг, йога… Мое тело стало моим храмом. Вскоре вернулись прежняя форма, упругость; сила удвоилась. Я могла пробежать милю за три минуты, не сбив дыхания. А все благодаря смарт-сердцу. Новых приступов я не боялась; микроскопические ионизированные зонды в крови постоянно проверяли ее состояние, отсылая данные в медицинский компьютер, а если возникала проблема — она решалась мгновенно.

Новое сердце разорило меня — стоило оно два миллиона евро. Пришлось взяться за написание книги, само собой, исключительно ради денег. Я развила теорию возникновения с уклоном в сторону «селф-хелп». И за эту работу заплатили! Книга называлась «Ты — Бог-2»; в ней я поместила собственные фотографии — в лайковом костюме я обгоняла бегунов.

Люди по всему миру признали меня секс-богиней, гуру селф-хелпа, венцом самосовершенствования.

На заработанные деньги я основала фонд собственного омоложения. Опробовала на себе кое-какие новые, квазиэкспериментальные препараты, сделалась подопытным кроликом антиэйджеров. В пятьдесят лет я выглядела на тридцать пять, в пятьдесят пять — на тридцать, в шестьдесят — как двадцатипятилетняя знойная женщина-вамп.

Затем основала Общество нематод, основной задачей которого стал поиск возможности обратить вспять процесс старения. Старение — это не естественно; естественно — самоомоложение. (Представьте, как ваша кожа сама отшелушивает омертвелый верхний слой, под которым уже вырос новый, молодой.) Но в процессе естественного отбора, предпочитающего воспроизведение выживанию, организмы выработали механизм, сдерживающий регенерацию клеток. Другими словами, в нас имеется ген смерти, заставляющий клетки стареть. Таким образом природа очищает сад, освобождая путь молодой поросли.