Сложенный веер - Сильва Плэт

Лорд Дар-Халем сухо смеется.

— Ты научишься.

— Ты в моем возрасте еще чему-то мог научиться?

— Плюнь. Я — это я, а ты — это ты. И… — Хьелль с наслаждением забирается пальцами в волосы, снимает заколку, крутит головой, разминая шею, — …не вздумай корить себя за то, что не первым нашел Медео и Эрлу.

— Я еще не успел об этом подумать, — признается Кори. Сам того не замечая, он повторяет жест Хьелля, бросает свою заколку рядом с его, массирует себе виски, затылок, макушку. — А как ты это сделал?

— Ну… — лорд Дар-Халем улыбается чуть смущенно. — Я просто очень хорошо знал твоего отца. Не только его предусмотрительность. Но и прославленную изворотливость Дар-Эсилей. Представить, куда бы он спрятал свою жену и куда бы направился сам, чтобы раздобыть немного денег и подготовить путь для бегства на север, было легче легкого.

Все, на что хватает ошеломленного Кори, это глубокомысленное «Ааааа…» В мысленную записную книжку он заносит: «На свежую голову выяснить у лорда Халема, куда и что спрятал бы мой отец. Составить список мест. Выучить и сжечь».

Хьелль, очевидно сообразив, что мыслительная деятельность Кори зашла в полный тупик, перешагивает через брошенные на пол орады и забирает у Кори бутылку, которую тот зажал между коленок, когда занялся волосами. Шумно отхлебывает, садится рядом, придирчиво оглядывает сыновние крылья.

— Кстати, тебя кто чешет? Кто-то конкретный?

— Нет, разные. Я еще не определился.

— Потом скажи, ладно? Просто чтобы я был в курсе.

Голос лорда Дар-Халема звучит почти просительно, и Кори кивает. Потом приваливается к мускулистому плечу слева от себя и сообщает вваливающемуся в окна сизому туману:

— Я так устал.

Сильные руки обнимают его, и лорд-канцлер Аккалабата впервые за много лет чувствует себя дома.

Лисс Ковальская

— Лисс, успокойся, — Разумовский мерял шагами комнату. — Все будет нормально. Ошибка Ногта состоит в том, что ни в армейских школах, ни в каких других учебных заведениях на Ситии не проходят историю.

Опять не то и не о том.

С тех пор как обнаружилось, что Маро одновременно является дочкой Лисс и внучкой Гетмана, пропасть между командором Разумовским и его в прошлом любимой ученицей не уменьшалась, а расширялась, кажется, с каждым годом. Гетман души не чаял в Маро, но, по мнению Лисс, пытался ограничивать ее свободу, приковать ее толстой цепью к Земле, лишив тех необыкновенных возможностей, которые открывала перед ней дилайнская кровь. «Тебя это не пугает? — то и дело спрашивал он у Лисс. — Меня — пугает».

Лисс, хоть убей, не видела ничего страшного в том, что у дочери имеется демонический конформ, и даже начала привыкать к ее способности мгновенно перемещаться в пространстве, которая часто оказывалась весьма кстати: «Мароооо, у нас гости на пороге и нет хлеба!» Конечно, узнать о своем родстве с Гетманом хотелось как-то по-человечески, а не из небрежно брошенной Тоном в коммуникатор фразы:

— Лисс, я не могу Марошу принять на эти каникулы. У меня намечены показательные казни: не сошелся во взглядах с несколькими моими подданными по поводу того, один должен быть конформ у лорда Дилайны или несколько. Зачем Маро все эти кровавости? Еще успеет привыкнуть. Давай отправим ее к деду на Йотху.

Про немногочисленную дилайнскую оппозицию, выступавшую под лозунгом «Одному лорду — один конформ!», Лисс была наслышана, а вот последнее предложение ее озадачило.

— Ты хотел сказать: к моим, на Ладогу?

— Я имел в виду своего отца. Эта пойдет? — Тон параллельно с разговором занимался выбором рыбины, которую собирался послать Лисс для недавно устроенного на Анакоросе межпланетного океанариума. — Или не впечатляет?

Длиннохвостая переливчато-красная рыба с выпученными глазами очень впечатляла. Однако куда меньше, чем сообщение, что отец Тона жив и здоров и проживает на Йотхе. Поэтому Лисс рыбу быстренько одобрила и попросила прояснить. Тон воззрился на нее с изумлением:

— Ты не знаешь, что командор Разумовский — мой отец?

Было такое ощущение, будто ее шмякнули по голове этой толстой склизкой рыбиной. От сотрясения перевернулись и встали на свои места некоторые кусочки паззла.

— Лисс, что? — встревоженно спросил Тон. Он очень не любил у нее такое выражение лица.

— Как удобно… — Лисс смотрела сквозь коммуникатор, куда-то Тону за спину. — Как просто и как удобно… И на Ситии, значит, это был ты… в шахте. А потом, после локсийского кризиса, он вытащил тебя из больницы, сделал паспорт и отправил ко мне на Анакорос. Сажать цветочки. Лисс Ковальская — чрезвычайный спасательный отряд. Проинформировать меня о ваших с ним родственных отношениях вы не сочли необходимым.

— Это имеет для тебя такое значение? — Тон выглядел всерьез обеспокоенным, и Лисс решила ответить.

— Да. Я ведь считала, что я единственная, к кому ты можешь обратиться за помощью. А у тебя всегда была такая… стена за спиной.

— Лииисс… — голос Тона звучал умоляюще. — Посмотри на меня, пожалуйста.

Зеленые глаза встретились со светло-голубыми, улыбающиеся — с печальными.

— Лисс. Ты была единственная, к кому я мог обратиться. Правда. «Как сопредседатель высшего органа Конфедерации, я обязан принять любые меры, вплоть до самых исключительных, если Дилайна вновь станет угрозой». Это я услышал от него при нашей первой встрече. Потом мы весь вечер — с перерывом на мои обмороки и уколы анестетиков — рассказывали друг другу, почему считаем друг друга опасными: не персонально, конечно, а мы — землян, а земляне — дилайнцев. Закончили констатацией отсутствия родственных чувств с моей стороны, а с его — утверждением, что жизнь будет идти своим чередом: я буду создавать проблему Дилайны, а он — ее решать. Я ему как не доверял, так и не доверяю.

— А мне?

Тон почти физически почувствовал, что Лисс расслабилась.

— Сама как думаешь? — спросил он.

Она засмеялась.

Позже они не раз еще разговаривали о Гетмане. Можно сказать, что их мнение было общим. Я его не убью, а вот проблему Дилайны организую, как пить дать…

И вот теперь Великий Ногт Ситии организовал им такую проблему, которую всей Конфедерацией не расхлебаешь.

Кори Дар-Эсиль, лорд-канцлер Аккалабата

Кори всегда любил лето больше, чем зиму. Несмотря на сумасшедшие аккалабатские ветры, несмотря на годы, проведенные на Когнате. Под натиском августовской грозы старые чалы стучатся ветвями в окна, беснуются на стенах их искривленные тени и отблески молний. Хорошо. Самое время поработать.