См. статью "Любовь" - Давид Гроссман

— Продолжайте, прошу вас, продолжайте, — говорит он ехидно и неслышными кошачьими шагами заходит в комнату. — В самом деле, «Тысячу и одну ночь» услышал я тут, стоя за дверью. Продолжайте, герр Найгель.

И поскольку он обращается к Найгелю столь развязно, будто к случайному встречному, без малейшего соблюдения субординации и воинского этикета, о котором следовало бы помнить подчиненному при обращении к командиру, не называет ни его звания, ни должности, Вассерман опускает голову и без всякой радости, в самом деле без малейшей радости, поздравляет себя с победой.

Нужно добавить еще, что между Найгелем и Штауке состоялась весьма непродолжительная беседа, исполненная плохо сдерживаемого ликования со стороны Штауке и странного безразличия со стороны Найгеля. Под конец Штауке подскочил и самым непристойным образом выхватил пистолет Найгеля из кобуры, повозился с ним, вытащил из обоймы все патроны, кроме двух: один оставил для Найгеля и один для Вассермана, и, прежде чем выйти, выразил надежду, что Найгель, по крайней мере, не откажется исполнить долг чести. Но когда за Штауке закрылась дверь, Найгель воскликнул возбужденно, словно в лихорадке:

— Действительно, продолжим! Еще есть время. Художником воображения он был, наш Казик, верно? Продолжим…

См. статью карикатурист.

— крик, вопль, повышение голоса в состоянии озлобления или гнева, очень громкое восклицание, надрывное выражение голосом боли, страдания, отчаянный призыв о помощи и т. д.

«Крик» — название чрезвычайно сложной конструкции жестяных водосточных труб, особым способом спаянных друг с другом и установленных в опустевшем загоне не выдержавших войны диких свиней. Еще одно детище советского физика Сергея Петровича Семёнова (см. статью Сергей), созданное им в августе сорок второго года.

Действующая модель заключала в себе не просто крик — вопль неимоверной силы. Поначалу она пугала и окончательно сводила с ума и без того не слишком крепких разумом обитателей зоопарка.

Господин Маркус: В те дни мы даже простейшей мысли не успевали довести до конца. Ужасный этот звук совершенно сбивал с толку, запутывал всякую идею. Но Отто — а, Отто! — ни за что не соглашался, чтобы мы выпустили это на волю из лабиринта труб. Наш Отто — фанатичный защитник прав своих изобретателей.

Отто: Ничего, вы привыкнете.

И они действительно привыкли. До того притерпелись, что вообще перестали замечать это. Тут необходимо уточнить: на одно краткое мгновение все-таки вновь ощутили его присутствие — в тот момент, когда старикан Фрид поклялся себе, что придаст жизни Казика смысл (см. статью молитва). Это произошло однажды ночью, когда Казик был еще совсем маленьким. Совсем крошечным. После того как разволновавшийся Фрид мужественно решил, что не поддастся отчаянию и будет воевать с ним всеми силами, звук внезапно резко усилился и превратился — на миг — в ужасный вопль, полный бессильного протеста. Отто, который в тот час спал сном праведника в своем домике, улыбнулся сквозь сон и пробормотал:

— Слушай, Фрид, я думаю, это твой крик. Это ты сейчас родился.

Казик прошел мимо достопримечательной конструкции в сомнамбулическом сне (см. статью сомнамбулизм) и вообще не понял, что это за свистопляска, перенасыщенная оглушительными «Бух!» и «Бабах!», происходит в пустом загоне, что означает этот жестяной набор скрежещущих, воющих и свербящих звуков, но все увидели, что его охватила странная нервозность. Все его лицо подрагивало. Его как будто подхватило сильным порывом ветра, неощутимым для остальных. Он попытался снова приблизиться к загону, но был отброшен невидимой рукой. Тогда он в страхе убежал оттуда. Остановился. Вернулся в сомнении и подозрительно огляделся. Было заметно: что-то причиняет ему тут тягостную боль. Он потянул Фрида за рукав и потребовал, чтобы тот объяснил ему, что это за место. Господин Маркус, по своему обыкновению, осторожно и неторопливо принялся описывать назначение системы. Рассказал, что Сергей использовал загон для свиней (погибших во время бомбежек) для возведения в нем лабиринта из жестяных труб, во много раз более сложного, чем представляется на первый взгляд: тут имеются переплетения и скрещивания как под прямым углом, так и прочими, и даже волнообразные, и уходящие отвесно вниз, и горизонтальные, и многоступенчатые в виде батарей парового отопления.

Отто: Ничего удивительного. Половину своего бюджета я истратил на приобретение всей этой жести и алюминиевых обрезков. Облазил все свалки промышленных отходов, разбросанных по берегам Вислы. Сергей сказал, что алюминий лучше всего подходит для его целей, поскольку полые трубы и шары из алюминия замечательно резонируют, и хоть это было не так уж дешево, но вы понимаете — на таких вещах нельзя экономить, особенно когда ведешь военные действия.

Сергей спланировал свой лабиринт таким образом, что эхо внутри конструкции не только не утрачивало ни капли своей громкости, но, напротив, многократно усиливало крик — стоило проорать что-нибудь в эти трубы, звук застревал в них навеки и метался из стороны в сторону, беспрерывно наращивая мощь. Удваивал и умножал себя с огромной скоростью, в считанные секунды наполнял всю систему сотнями, тысячами криков и устрашающих воплей, обрывками криков, отголосками криков, вязкой и плотной энергией звуков, которая безостановочно репродуцирует себя, пока от перенасыщения не превращается в спрессованный звуковой ком, эдакую сколлапсировавшую звуковую звезду, заряженную немыслимым напряжением. В «ничейном» физическом поле, в промежутке между звуковыми волнами и массой возникали — по крайней мере, по предположению изобретателя — бесчисленные сдвиги и колебания, переходившие в немыслимой силы вибрацию всей конструкции.

Фрид: Ну, знаете, если где и произошел сдвиг, то только в его больной голове. Несчастный безумец! Таких, как он, у нас дома называли дураками лупоглазыми.

Маркус: Но с каким жаром он рассуждал о своем изобретении! Бродил, бывало, в одиночестве по тропинкам сада и непрерывно читал целые лекции, произносил речи, но едва завидит кого-нибудь из нас — тотчас шмыг! — нырнет в кусты и исчезнет. Был человек и нету.

Отто: Один глаз был у него очень чувствительный, и, когда кто-нибудь смотрел на него, этот глаз непременно начинал слезиться, Сергей весь краснел, и слова застревали у него в горле. Несчастный!

Паула: Если бы мы, по крайней мере, знали, что ему пришлось пережить с тех пор, как наша команда распалась! Может — кто знает? — сумели бы чем-то помочь ему. Но он — ни звука, ни слова. Молчит, и все. Ведет себя, словно чужой. Совершенный Ванька. Русский. Может, не дай Бог, враг?

Отто: Со мной он говорил иногда. Не знаю, почему именно со мной, но все-таки предпринимал попытки объяснить последовательные этапы воплощения своих идей. Но всегда такими заумными профессиональными терминами…

Фрид: Голосовое напряжение крика — так он это называл. Бедный Отто! Бывало, приходил ко мне и спрашивал, что это за напряжение такое, но я, понятное дело, и сам ни бельмеса не понимал в этом.