Алмазные псы - Аластер Рейнольдс

– Не знаю, чем я могу тут помочь, – сказала Ирравель.

– Может, мы ошиблись, поверив одному слуху. Ему уже пятьсот лет, и он утверждает, что первоначальные следы этих машин ведут именно к тебе.

Ирравель посмела блефовать и тем самым оскорбила собеседника. Этих существ вообще легко было оскорбить. Раскусить человека слизняку было гораздо проще, чем человеку раскусить слизняка.

– Как ты и говорил, – ответила Ирравель, – слухам верить нельзя.

Гнездостроитель сложил бронированные веретенообразные лапки крест-накрест перед челюстями, демонстрируя недовольство.

– Вы, хордовые, – сказал он, – все одинаковы.

Межзвездное пространство, 3354 г. н. э

Мирская умерла. От старости.

Бронированную капсулу с ее телом Ирравель сбросила в космос, когда скорость «Ирондели» почти сравнялась со световой.

– Выполни мою просьбу, Ирравель, – попросила Мирская перед смертью. – Подержи мое тело на борту, пока мы не разгонимся до максимума, а потом отправь вперед, прямо по курсу.

– Ты точно этого хочешь?

– Старая пиратская традиция. Морское погребение. – Мирская улыбнулась, и на эту улыбку, видимо, ушли ее последние силы. – Выражение такое, Ирравель, понятное только на языке, который мы обе давненько уже не слыхали.

Ирравель сделала вид, что поняла.

– Мирская, я кое-что должна тебе сказать. Помнишь гнездостроителя?

– Веда, с той встречи прошли столетия.

– Знаю. Но я все думаю, а вдруг он был прав.

– Насчет чего?

– Насчет тех машин. Насчет того, что это все из-за меня. Говорят, они распространяются и уже добрались до других систем. И никто, похоже, не знает, как их остановить.

– Считаешь, это твоя вина?

– Да, такая мысль приходила мне в голову.

Мирская содрогнулась, а может, пожала плечами – Ирравель не была уверена.

– Даже если это и правда твоя вина, Веда, намерения у тебя были самые благие. Ну, налажала чуток. Мы все ошибаемся.

– Уничтожены целые солнечные системы – это называется «налажала»?

– Всякое случается.

– Да, Мирская, чувство юмора у тебя всегда работало исправно.

– Похоже на то. – Мирская снова выдавила улыбку. – Хоть одной из нас, Веда, нужно же было чувство юмора.

Ирравель вспоминала эти слова, когда на ее глазах капсула вылетела перед «Иронделем», уменьшилась, превратилась в крохотную стальную точку, а потом исчезла.

Содружество Субару, Плеяды, 4161 г. н. э

Звездный мост давно обзавелся сознанием.

Унизанный механизмами луч пел нескончаемый гимн собственной беспредельности, вибрируя подобно басовой гитарной струне. Способные дышать в вакууме служители добровольно изменили свои разумы так, чтобы воспринимать мост как божество: они истолковывали его гудение своими органами чувств и проводили десятки лет в медитативном экстазе.

Сжатый амортизирующим полем лифт за несколько минут перенес Ирравель по мосту из орбитального центра на поверхность. Ее сопровождала свита корабельных детей, многие из которых в силу своих генных особенностей до боли напоминали покойную подругу Мирскую. Мост тонкой ножкой бокала выходил из наземного терминала, который, в свою очередь, напоминал гипералмазную ракушку. Внутри цвели многоярусные благоухающие сады и ниспадали каскадами водопадов озера. Терминал был привязан к самому большому острову экваториального архипелага. Старшие дети проводили Ирравель до морского пляжа, засыпанного серебристым песком, где бродили самоцветные, похожие на заводные игрушки крабы. Спутники попрощались, и Ирравель осталась ждать на берегу. Теплый морской ветерок вздувал подол ее сари.

Спустя несколько минут лифт с детьми устремился обратно в небеса.

Ирравель смотрела на океан и думала о жонглерах образами. Здесь, как и на десятке других океанских миров, эти инопланетные разумные существа основали свою колонию. Жители Субару трансформировали себя и, превратившись в амфибий, установили с жонглерами тесный контакт. Утром Ирравель предстояло отправиться в океан на встречу с жонглерами. Ее утопят, растворят на клеточном уровне, каждую частицу ее тела заменят на морскую, и она превратится в нечто не совсем человеческое.

Ирравель очень боялась.

К острову заскользили по воде украшенные вымпелами тримараны, рядом с которыми плыли серые океанские существа, гладкие и блестящие, – помесь дельфина и ската. Существа пересвистывались на доступной человеческому уху частоте. На коже субарцев мерцали чешуйки, и потому казалось, что они облачены в доспехи, их естественные фотоэлементы впитывали голубой обжигающий свет солнца. В небе висели наделенные разумом вуали, они чуть колыхались, словно северное сияние, защищая архипелаг от самого жесткого излучения. Испускающая актинический свет Тайгета тонула за горизонтом, и живые облака вуалей опускались следом. С ними вместе перемещались стаи необычайной красоты птиц.

По коралловому причалу к Ирравели подошел старейшина, его лиловая чешуя переливалась зеленым и опаловым. В перепончатой руке старик сжимал посох, с боков его поддерживали два помощника, а третий нес над ним будто акварелью нарисованный зонтик. Помощники были потомками последней разновидности сочленителей: на голове у них остались прозрачные гребни, по которым когда-то текла кровь, остужая перегруженный мозг.

Ирравель ощутила ностальгию вперемешку с виной. Вот уже почти тысячу лет она не видела сочленителей – с тех самых пор, как те раскололись на десяток фракций и удалились от людских дел. Но она никогда не забывала о том, как предала Ремонтуара.

Это все было так давно…

Последним в облаке энтоптических проекций шел облаченный в расшитые одежды коммуникант. Эти маленькие, напоминающие эльфов создания обладали феноменальным талантом к естественным языкам, который усилили трансформации жонглеров. Ирравель поняла, что перед ней старый почтенный коммуникант, хотя генетически этот вид не был склонен к долголетию.

Старейшина остановился прямо перед ней.

На кончике его посоха красовался череп крошечного лемура в столь же крошечном шлеме от скафандра. Старик что-то произнес, по всей видимости церемониальную речь, из которой Ирравель ничегошеньки не поняла. Она задумалась, подбирая слова, вспоминая самый старый из известных ей языков – его, по идее, должны понять в любой человеческой цивилизации, даже в самой далекой.

– Спасибо, что разрешили нам здесь остановиться, – наконец сказала она.

Вперед, прихрамывая, вышел коммуникант, на ходу шевеливший оттопыренными губами. Сначала его слова походили на лепет младенца, который только учится говорить, а потом Ирравель начала различать слова.

– Вы… мм… хоть чуть-чуть меня понимаете?

– Да, – сказала Ирравель. – Да, спасибо, понимаю.