Разящий клинок - Майлз Кэмерон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Этого будет достаточно, ваша светлость, – сказала она.
Он скривил рот, признавая собственные изъяны, в манере, которую она знала так хорошо, что чуть не растаяла сердцем. Затем его лицо прояснилось, и он поклонился.
– Извините, сестра. Такой уж я негодяй!
Амиция позволила увлечь себя в здание и ощутила, что замок окружен неимоверной силой. Она замаскировалась, как могла, воспользовавшись знаниями, полученными во время осады от Красного Рыцаря и Гармодия; потупила глаза и подумала о мышах-соглядатаях.
«Это было ошибкой».
Две служанки проводили ее в большой зал и дальше – вверх по витой лестнице и по коридору, который поднялся, а потом спустился.
– У вас есть прислуга, ma soeur? – спросила одна.
– Нет, – ответила она.
– Я пришлю. Вот дорожная сумка с вашей лошади – что-то еще?
Амиция взглянула на узкую постель с чувством, близким к вожделению. В замке было холодно, но не так, как в эднакрэгских болотах. И ее ждала стопка шерстяных одеял.
– Больше ничего, благодарю. Это все, что у меня с собой, – улыбнулась она. – Я присоединилась к войску в последнюю минуту. Хозяюшка, я валюсь с ног. Можно мне прилечь?
Та кивнула.
– Госпожа Гауз вряд ли вас примет до окончания вечерни. Нынче канун Рождества.
Немолодая служанка помогла Амиции раздеться, хотя была старшей среди прислуги, а то и фрейлиной.
Как только с нее сняли промокшее исподнее, Амиции стало теплее, несмотря на холодный воздух. Две девушки-служанки принесли фланелевое платье до пола, приятного голубого цвета.
Младшая быстро присела в реверансе.
– Леди Гауз шлет вам это со своими комплиментами и передает, что духовные лица – большая редкость в наших стенах. Она надеется, что платье подойдет.
Шерсть была мягкой, очень тонкой и, как мускусом, насыщена потенциальной силой.
Амиция надела платье на голое тело, старшая укрыла ее одеялом, и она провалилась в сон.
Проснулась, раскрасневшись и тяжело дыша от эротического сновидения, какого еще в жизни не видывала. Это был исключительно обстоятельный сон. Она осталась лежать, восстанавливая дыхание.
Старая аббатиса научила ее делать из желания добродетель. Медитировать только в случае, когда медитация может помочь. Она представила своего рыцаря – все еще обнаженного в предательской памяти, а потому она одела его, и вооружила его, и поместила его коленопреклоненный образ в рождественский вертеп: стражем при одном из трех великих царей, пришедших поклониться новорожденному.
Действо пошло своим чередом: цари преподнесли дары и отступили, и он вышел с ними, и снег захрустел под его стальными саботонами, а она смотрела, как он садится на коня с присущим ему изяществом – с его неизменной, доводящей до исступления грацией. И она оглянулась на Деву, которая взяла дитя из яслей.
Она вздохнула, успокоилась, уравновесилась…
– Поднимайтесь, сестра! Пора на мессу!
Она умиротворенно потянулась и в эфире учуяла – восприняла – подлинный мускус с примесью чар. Платье было заколдовано.
«Пусть стыдится подумавший плохо об этом», – решила она и сняла его. Протянула служанке, которая была потрясена ее наготой и татуировками.
– Выстирай, – приказала Амиция. – От него воняет.
После мессы она последовала за ключницей – той самой пожилой женщиной, которая проводила ее в замок, – в большой зал и вверх по короткой лестнице.
Амиция ощутила присутствие Гауз еще на подступах к крепости, а потому была готова, когда ключница отворила дверь.
У женщины, сидевшей на высоком стуле из черного дерева, не было на коленях шитья, а голову она держала, как немногие, – высоко, глядя прямо перед собой.
– А, монахиня. Духовные лица – большая редкость для нас, дорогая сестра. Дозволено ли тебе говорить?
«Значит, вот она, его матушка, – подумала Амиция. – Она горит в эфире, как… как…»
– Я не давала обета молчания, – сказала она.
– Я в жизни не видела такой симпатичной монахини, – призналась Гауз. – Поосторожнее с моим мужем. Он не любит, когда ему говорят «нет». И ему нравится ломать, что под руку попадется. Людей тоже, – улыбнулась она.
Амицию бросило в жар.
– Миледи, – произнесла она тихо.
А что оставалось сказать на такое чудесное вступление?
– Ты девственница, милая? – спросила Гауз.
Амиция вовремя сообразила, что втянута в бой, который ничем не хуже того, что состоялся в снегах.
– Это грубый вопрос, миледи.
– О да, я груба. Не морочь мне голову, сестра. Ты прячешь свои силы, но я их чувствую – Господи Иисусе, да ты и луну зажжешь своим световым мечом. Ты чародейка, и весьма сильная. Зачем ты здесь?
Амиция с достоинством, чопорно сделала реверанс.
– Миледи, я здесь, чтобы помочь сэру Джону сопровождать караван. Вы, очевидно, заметили, что я немного знакома с герметизмом.
Гауз сверлила ее взглядом.
Амиция воспротивилась молчаливому приглашению продолжать.
– Ты из монастыря Софии? М-м? – спросила Гауз.
Амиция поморщилась от собственной глупости. Вызвавшись идти, она вообразила, что ей ничто не грозит. Она решила, что взглянет на его родителей и уяснит истоки его богоборчества. Во всем разберется ради его же пользы.
В благочестивой самонадеянности она сочла, что будет здесь в безопасности и сохранит силу.
Гауз Мурьен облачалась в эфир не как в туман или плащ, она превращала его в пышный королевский наряд. Он был ее частью. Она жила в потенциальной силе.
Амиция почувствовала себя беззащитной.
– Я служу ордену Святого Фомы, – сказала она.
Гауз облизнула губы.
– В Лиссен Карак? – негромко спросила она.
Гауз была прекрасна. Амиция впервые видела такую красавицу. И ее инструменты оказались сложнее, чем воздух, тьма, огонь или свет.
– Да, – кивнула Амиция.
– Тогда ты, наверное, знакома с моим сыном? – снова осведомилась Гауз.
Она положила руку Амиции на плечо, и монахиня ощутила тепло. Она прогрелась до пупка, до кончиков пальцев.
Кольцо Амиции вспыхнуло. Гауз брызнула слюной, как разъяренная кошка, и отшатнулась, а Амиция восстановила власть над собственными телом и сознанием. И только после этого поняла, что Гауз подавляла ее. Искушала.
– Ведьма, – прошипела Гауз. – Это было не обязательно. – Она прищурилась. – Сказала бы: «Не твое дело» – и все.
В голове у Амиции царил кавардак. Кольцо спасло ее. Она сделала глубокий вдох, потом еще раз.