Великие завоевания варваров - Питер Хизер

Получается, что именно приток богатства стимулировал кризис в политической системе Балтики. И массовый отъезд из страны предводителей и знати, характерный для периода Великих армий, был вызван осознанием того, что на родине конкуренция слишком велика, а потому шансов сделать успешную карьеру куда больше за морем. Было слишком много людей, которые могли стать новыми хориками, и каждый из них мог нанять войско, а потому устанавливать свое господство в Ютландии скоро уже не было смысла. Следовательно, сильный негативный мотив проявляется не только в заселении Исландии, но и вся эпоха Великой армии может быть рассмотрена как продукт потрясающе интересной взаимосвязи экономических и политических мотивов, миграции и развития. Разумеется, воины более высокого статуса отправлялись на запад, надеясь обрести богатство, но одной из причин, по которым они были склонны остаться там, а не вернуться в Скандинавию – тенденция, хорошо прослеживаемая в Данелаге и Северной Франкии, – был тот факт, что политическое соперничество в Скандинавии стало таким напряженным, что на его фоне попытка найти свою нишу где-нибудь на западе (или в Северной России) представлялась довольно привлекательной.

Переселение скандинавов эпохи викингов показывает, что миграция и развитие в 1-м тысячелетии были тесно взаимосвязаны и протекали по-своему, не как в других случаях, которые мы наблюдали в более ранних периодах. Балтика не была отрезана от остальной Европы, но до конца VIII века оставалась фактически захолустьем, а затем оказалась затянута в североевропейские торговые сети – изначально, судя по всему, в качестве поставщика ценного сырья. Но народы Скандинавии быстро оценили открывшиеся перед ними возможности, и новая технология мореходства позволила им получать более серьезную прибыль и, впоследствии, освоить новые рынки в богатом мусульманском мире. Более тесные торговые связи с Западом принесли с собой знание о разных способах обогащения, и так началась эпоха скандинавов, в которой тесно переплетались торговля, грабежи и миграция.

Как и во многих других случаях, основной причиной переселения в эпоху викингов стало неравномерное распределение богатства, и миграция на запад была неотъемлемой частью реакции на изначальное неравенство.

Однако в эту эпоху непосредственное перемещение больших групп в более богатые регионы было менее выраженным, нежели в других схожих случаях – когда племена с внешней периферии Римской империи в разное время переселялись поближе к границе или приходили с внутренней и внешних периферий непосредственно на территорию империи в гуннский период. При миграции викингов, по крайней мере изначально, захватываемые богатства возвращались в Скандинавию, поток шел в оба конца. Эта разница объяснялась логистикой, которая и придает эпохе викингов характерные для нее особенности.

Центральным элементом миграции скандинавов были корабли, стоимость которых ограничивала ее масштабы и доступность. Даже когда процесс начался, он не мог принять форму миграции огромных смешанных групп населения, как было в IV и V веках. Как мы видели, некоторые группы, снимавшиеся с места в более ранние эпохи, могли насчитывать до 100 тысяч мужчин, женщин и детей. В IX–X веках скандинавские предводители перевозили отряды воинов, другие аристократы – своих приближенных и крестьян, а менее зажиточные в складчину покупали корабль для набегов и/или торговли. Но не у всех был доступ к виду транспорта, обеспечивавшему все эти блага, а идти пешком было бы слишком далеко – и мокро.

Таким образом, мы снова возвращаемся к кораблям, и даже несмотря на то, что они во многом ограничивали миграцию, именно они сделали ее возможной. То, что мы видим, – это начало ранней фазы европейской интеграции. Передвигаясь по суше, ранние средневековые народы могли продвинуться максимум на 40 километров в день. Ладьи викингов преодолевали вчетверо большее расстояние за двадцать четыре часа. Получается, что в результате развития корабельной технологии в Балтике в VIII веке Европа стала в четыре раза ближе к Скандинавии, чем раньше. Это средневековый вариант постройки аэропорта или скоростных железнодорожных путей до Балтики. И едва появился новый транспорт, скандинавы поняли, что по сравнению с их непосредственными соседями остальная часть Европы предлагает куда больше интересных возможностей. Итогами остались довольны многие в Норвегии, но далеко не все, для большинства ничего не изменилось. Не каждая фаза европейской интеграции в истории имела такие положительные последствия, как намерение избежать возможности повторения Второй мировой войны, очевидное с 1945 года.

В результате миграции скандинавов культуры Центральной и Восточной Европы приняли приблизительно ту форму, которая будет характеризовать их в 1000 году. По сравнению с римской эпохой во второй половине тысячелетия германская Европа резко уменьшилась, когда земли на периферии, на которых прежде господствовали германцы, стали частью огромных славянских территорий. На их размеры незначительно повлияла скандинавская экспансия на запад России, потому что нет признаков того, что норвежские иммигранты хотели уничтожить славянские культуры, сливаясь с местным населением и навязывая ему свою. Но раз мощный союз миграции и ассимиляции наконец вытеснил культурные уклады римской эпохи, заменив их другими, родственными тем, которые действуют сегодня, мы должны изучить еще одну сторону создания Центральной и Восточной Европы. К 1000 году этот регион не просто был во власти славян и немногочисленных скандинавов, но и увидел образование мощных государственных структур, заменивших незначительные сообщества, характерные для римского периода. Какова была природа этих новых образований и почему они теперь господствовали на огромных территориях, где ранее люди действовали группами по несколько сотен человек?

Зимой 999 года правитель Священной Римской империи Оттон III уехал из Рима. Он был саксом, не римлянином, и не так чтобы очень святым, но притяжение имперского города было таким сильным, что он приехал туда, чтобы одновременно заявить о собственной важности и воспользоваться его религиозным влиянием – провести синод с целью устроить разнос архиепископу, периодически доставлявшему ему проблемы. Это было более или менее обычным делом – если, конечно, вам повезло быть императором. Что по-настоящему удивляет – и в чем действия Оттона представляют интерес для данного труда – это его следующий шаг. Обычно зимой император охотился или отправлялся в какое-нибудь приятное место, чтобы собрать синод или совет, и/или проводил зимние христианские праздники среди своих людей, духовников или мирян. Но Оттон занялся совсем другими вещами. Император услышал о чудесах, творящихся в склепе недавно почившего христианского мученика, епископа и миссионера Адальберта, и решил съездить в усыпальницу. Казалось бы, в этом тоже нет ничего необычного. Императоры 1-го тысячелетия, римские или нет, считались Божьими помазанниками, а потому интересовались проявлениями божественной силы. Но здесь ситуация как раз и становится интригующей.

Прежде чем отправиться в миссионерское странствие, которое и погубило его, Адальберт был епископом Пражским в Богемии. Оттон, однако, собирался не в Прагу и даже не в Богемию, а в Польшу. Тамошний правитель, тогдашний представитель правящей династии Пястов, Болеслав Храбрый, выкупил тело Адальберта и построил великолепную усыпальницу в Гнезно. О том, что произошло далее, мы расскажем словами тогдашнего хрониста, епископа Титмара Мерзебургского: «[Оттон] был принят местным епископом Унгером и введен им в церковь. Добиваясь для себя милости Христовой, он со слезами призывал заступничество мученика Христова. Немедля он основал там архиепископство […]. Архиепископство он вверил Радиму, брату названного мученика, подчинив ему Рейнберна, епископа Кольбергской церкви, Поппо Краковского и Иоанна Бреславского. Исключение составил лишь Унгер Познанский. Устроив здесь алтарь, он с почетом вложил туда мощи святых. Завершив тогда все дела, император получил от названного князя богатые подарки и – что особенно было ему по нраву – 300 рыцарей в латах. На обратном пути Болеслав сопровождал его с превосходной свитой вплоть до Магдебурга, где они торжественно справили Вербное воскресенье»[622].