История Дома Романовых глазами судебно-медицинского эксперта - Юрий Александрович Молин

Петропавловской крепости, ни в фондах РГИА, ни в «Списке арестантов Алексеевского равелина с 1850 по 1884 гг.», опубликованном в «Историко-революционном сборнике» (М.-Л., 1926, т. 3, с. 300–306).

Н.А. Добролюбов, тогда еще студент, записал в своем дневнике: «Разнеслись слухи о том, что царь отравлен, что от того и не хотели бальзамировать по прежнему способу, при котором, взрезавши труп, нашли бы яд во внутренностях…» (Порудоминский В.И., 1965). Власти, опубликовав извещение о кончине императора от болезни, предприняли энергичные попытки по пресечению слухов о насильственном характере смерти. М. Мандт, щедро награжденный новым императором, был спешно выслан на родину. В дневниковой записи от 23 февраля А.Ф. Тютчева свидетельствовала: «…сегодня опубликованы подробности смерти покойного. Это несколько успокоит волнение, которое, говорят, чувствуется в народных массах…». Смерть государя продолжала обрастать сплетнями и слухами. Так, в семейных преданиях дворян Мосоловых сообщается о некоем их родственнике, Боссе, «вскрывавшем труп Николая I» и увидевшим, якобы, бесспорные признаки отравления (Балязин В.Н., 1995). Этот же автор указывает в числе участников бальзамирования трупа Николая I «Венцельгрубера» (видимо, В. Грубера – Ю.М.), не затрудняя себя проверкой фактов. А жаль, как мы увидим ниже…

Исторические документы объективно подтверждают наличие в Санкт-Петербурге в то время сильной эпидемии гриппа. По описаниям специалистов, заболевания у горожан протекали тяжело, с большой смертностью, обусловленной, главным образом, наступавшим после гриппа воспалением легких (Васильев К.Г., Сегал А.Е., 1960). Приведем суждения современников, свидетельствующие в пользу версии о наступлении смерти от заболевания. Граф Д.П. Киселев вспоминал: «31 Генваря, при моем докладе, Государь изволил мне сказать с обыкновенною его приветливостью: “Ты ведь не забудешь, что нынче понедельник, и что мы обедаем вместе”. Я отвечал, что простудился и опасаюсь быть неприятным гостем… Государь возразил: “Я тоже кашляю, жена с нами обедать не будет, и мы вдвоем будем кашлять и сморкаться…”. На другой день, т. е. во вторник 1 февраля, он почувствовал усиление гриппа… Государь ощутил лихорадочный припадок, в ночь или на другой день, т. е. в пятницу, он жаловался на тупую боль в боку… затем кашлял и с трудом освобождался от мокрот… В четверг, 17 февраля, я поехал во дворец. Государь очень жалуется на боль в боку, худо почивал – много кашлял…» (Смирнов А., 1991). Версии о смерти Николая I от болезни придерживался и С.С. Татищев (1996). По его мнению, уже 17 февраля врачи поставили в известность царскую семью о приближении трагического финала. По настоянию жены и сына император исполнил последний долг христианина – приобщился Святых Тайн. Обращаю на этот момент особое внимание. Будучи глубоко религиозным человеком, Николай, идя к последнему Таинству, вряд ли решился бы на тягчайший грех – самоубийство. Прощаясь с сыном и членами семьи, он сказал: «Мне хотелось… оставить тебе царство мирное, устроенное и счастливое. Провидение судило иначе. Теперь иду молиться за Россию и за вас…»[188]. Для православного произнесение таких слов накануне самоубийства было бы явным кощунством.

Итак, автору книги вновь предстоит нелегкий выбор. Первый и приятный путь, обеспечивающий читательский успех из-за таинственности и криминальности интриги – поддержать версию об отравлении. Второй – попытаться объективно разобраться, что же произошло, с врачебной точки зрения, с Николаем I в последние дни жизни на самом деле. Для ученого существует единственный путь реконструкции истины – анализ конкретных исторических фактов с помощью своих профессиональных знаний.

Исследуя вопрос о болезни Николая I, мне представилось интересным обратиться к объективному источнику информации – Камер-фурьерским журналам, где ежедневно беспристрастно регистрировались наиболее значимые события жизни императорского двора. Откроем соответствующий том за январь 1855 год – никаких указаний о недомоганиях в семье государя нет. И лишь в первые дни февраля[189] – несколько скупых строк о признаках простуды у императрицы («по нездоровью обедать не изволила»). Император тем временем ведет жизнь в обычном режиме: частые прогулки, прием с докладами придворных, дипломатов, особенно часто – военного министра князя Долгорукова. Вместе с последним 3 февраля Николай I принял прибывшего из Севастополя, с фронта, адъютанта министра графа Шувалова.

Лишь в субботу, 5 февраля, в журнале появляется первая тревожная запись: «сего числа Его Величество почувствовал себя несовершенно здоровым», из-за чего была отменена традиционная утренняя прогулка. То же произошло и на следующий день. Кроме того, был отменен утренний прием, государь не вышел на Литургию. Такие же ограничительные мероприятия по режиму дня сохранялись вплоть до 10 февраля (без указания в журнале конкретных признаков недомогания). 9.02.55 император принял прибывшего из Севастополя флигель-адъютанта князя Оболенского. В пятницу 11 февраля император «по пробуждении почувствовал себя слабым», поэтому отказался слушать заутреню («из-за лихорадки в церковь быть не может»). Это же повторилось и днем, когда настал час Литургии. Император перестал покидать свой Нижний кабинет, ежедневно у его постели с этого дня значительное время проводили жена и дети. С 12 февраля «все дела министры докладывали Цесаревичу», но Николай все же нашел силы принять в этот день, в 11 часов, генерал-адъютанта графа Орлова и министра двора графа Адлерберга – это были последние официально зарегистрированные протоколом приемы императора.

Запись от 13.02.55 гласит: «Его Величество заболел 10.02 лихорадкою, которая 11.02. повторилась. Ночью на 13-е число было мало сна, лихорадка менее, голова свободнее… Его Величество ночью на 14 число мало спал. Лихорадка почти перестала. Голова свободна.» Запись от 15.02.: «Его Величество провел ночь на 15.02. немного лучше, хотя вчера волнение было. Пульс сего дня удовлетворителен. Кашель. Извержение мокроты несильное.» Среда, 16.02.: «Вчера после лихорадочного движения, сопровождаемого ревматической болью под правым плечом, Его Величество ночь спал, но не так покойно. Голова не болит, извержение мокроты свободно, лихорадки нет». Последующие данные о здоровье государя мы находим в четырех Официальных бюллетенях о его состоянии. Они подписаны М. Мандтом, И. Енохиным и Ф. Карелем. Каждый из них исполнен в двух экземплярах – на русском и французском языке. Привожу их полностью[190].

«Бюллетень № 1. 17 февраля 1855 г. Болезнь Его Императорского Величества началась легким гриппом; с 10-го февраля, при слабых подагрических припадках, обнаружилась лихорадка. Вчера, с появлением страдания в правом легком, лихорадка была довольно сильна. Ночь Его Величество провел без сна. Сегодня лихорадка несколько слабее и извержение легочной мокроты свободнее.

Бюллетень № 2. 17 февраля в 11 часов вечера. Лихорадка Его Величества к вечеру усилилась. Отделение мокроты из нижней доли пораженного правого легкого сделалось труднее.

Бюллетень № 3. 18 февраля в 4 часа пополуночи. Затруднительное отделение мокрот, коим страдал вчера Государь Император, усилилось, что доказывает ослабевающую деятельность легких и делает