Гордость Карфагена - Дэвид Энтони Дарем

огни. Наш корабль находится сейчас в открытом море. Прости, что я разбудил тебя, но нам нужно принять решение. У нас нет врача, однако каждый, кто видел тебя, убежден, что ждать больше нельзя. Клянусь богами, нам хотелось бы доставить тебя сначала на родину. К сожалению, если ничего не сделать, мы не успеем довезти тебя живым.

Несмотря на нараставшее давление, которое сжимало и отпускало его тело, Магон понимал все слова, которые произносил человек. Он просто не знал, что они обозначали. В них не было смысла.

— О чем ты говоришь?

Джадир отшатнулся. Ноздри его широкого носа расширились и затем расслабились. Гладкая коричневая кожа, не тронутая бедами прожитых лет, шелушилась на носу и лбу.

— О твоей ноге... Мой друг, твою ногу нужно отнять. Магон вообще не понял его заявления.

— Говори яснее! Я не понимаю тебя.

Его слова опечалили Джадира.

— Рядом с Генуей римляне взяли нас в кольцо* — сказал он. — Они разогнали наших слонов. Ты упал с коня и сломал ногу...

— Генуя?

— Это город на севере Италии. Наш план был смелым, генерал, но у нас ничего не получилось...

Джадир продолжил свой рассказ, но ум Магона уловил лишь последнюю фразу. Она принесла с собой весь ужас нынешней ситуации. Одной яркой вспышкой он вспомнил несколько прошедших месяцев. Оставив Иберию, Магон отправился на Балеары и при высадке услышал весть о смерти Гасдрубала . Она шокировала его почти до ступора, но позже заставила действовать с еще большей настойчивостью. Он провел несколько трудных недель, убеждая островитян присоединиться к его армии. Он заверил их, что Римская империя уже на грани уничтожения. Магон внушал им, что высадка их войск на севере Италии завершит неминуемый разгром. К ним присоединятся лигурийцы и галлы. Они двинутся на противника с севера, а Ганнибал — с юга. Их армии возьмут Рим в клещи и раздавят его, словно жирный прыщ, сжатый острыми ногтями. Прекрасная метафора, но балеарцы бросились в его объятия только после того, как он пообещал добавку к обычной плате за сезон, хотя в прежние дни их отцы и деды довольствовались посулами вина и женских ласк.

Посреди зимы к острову причалило несколько транспортных кораблей. То были мавры, запоздало ответившие на его приглашение и приплывшие к нему, чтобы предложить себя в качестве наемников. Они были любимцами африканских богов — черные подобия отважных галлов. Эти крупные, гибкие и высокие люди выделялись длинными пальцами на руках, мосластыми суставами и черной гладкой кожей, выглядевшей, как промасленное красное дерево. Магон приступил к обучению солдат. Формируя новые отряды, он убеждал себя, что Гасдрубал остался жив. Брат просто одурачил римлян, выполняя один из тайных планов Ганнибала.

Однако эта вспышка энтузиазма, подобно другим порывам души, возникавшим за время войны, оказалась недолгой. Прибыв в лигурийский край, Магон столкнулся с прохладным отношением. Лигурийцы и галлы встречали его презрительным пыхтением, граничившим с прямым оскорблением. Позже он узнал, что оба народа недавно пострадали от римского возмездия за свою поддержку Карфагена. Два легиона оборудовали в их краю укрепленный лагерь и всю весну и раннее лето совершали кровавые набеги на племена. Лигурийцы и галлы сердились на карфагенян. Они гневались на покойного Гасдрубала и утверждали, что Ганнибал намеренно отказывал им в помощи. Кроме того, Магон приплыл слишком поздно. Лето заканчивалось, а в зимние сезоны галлы обычно не воевали.

Магону снова пришлось прибегнуть к искусству обольщения. Задача затруднялась тем, что римляне не давали ему покоя. Они преследовали его, совершали внезапные нападения, перекрывали выбранные маршруты и не подпускали к крупным галльским поселениям. Римляне сжигали деревни, которые он недавно навещал, и уничтожали людей с такой яростью, что вскоре ни одно племя уже не хотело встречаться с ним. Он приносил им только беды, а от Ганнибала не приходило никаких вестей. Вскоре Магон получил подтверждение о гибели Гасдрубала. Изменив свои планы, он решил отступить и отправиться в рискованное плавание на юг, чтобы высадиться вблизи от армии Ганнибала.

Однако перед тем, как он смог выйти в море, его окружили три армии, только что прибывшие в Лигурию. Он не понимал, как римлянам удавалось собирать и обучать все новые и новые легионы. И его поразила отвага, с которой они атаковали его. Обстоятельства не позволили ему уклониться от битвы, и его пятнадцать тысяч солдат вступили в бой. Они находились так близко к побережью, что Магон чувствовал запах моря. Но ему пришлось воевать — в значительном меньшинстве и с воинами, переживавшими упадок духа. Во время сражения, когда он выкрикивал приказы, пилум вонзился в грудь его лошади. Конь встал на дыбы, как во сне, а затем упал на землю, прижав ногу Магона к острому выступу скалы. На этом сходство с кошмаром закончилось. При падении он сломал бедренную кость. Боль ворвалась в тело с жутким воем. Несколько солдат воспользовались пиками и перевернули лошадь. К сожалению, кто-то из них поспешил. Солдат потащил его раньше, чем лодыжка освободилась из-под туши убитого коня. Мышцы бедра сократились, сломанная кость вспорола плоть и выскочила наружу. Когда его несли с поля боя, она цеплялась за все и вся. В рану попали волосы коня, мусор, грязь, обломки веток, листья и кровь других людей. Каждое соприкосновение с руками солдат, носилками или какими-то предметами вызывало конвульсии боли.

Он провел два жутких дня в рыбацкой хижине на берегу. Затем к нему явился гонец с приказом от совета старейшин. Его отзывали в Карфаген. С момента отплытия он находился в трюме корабля — в непрерывной болевых судорогах, в лихорадочном бреду, в моче и крови, промочивших тюфяк на кровати. Сильный жар затуманивал рассудок. Чтобы вывести его из бреда и уменьшить боль, люди поили Магона вином. В мгновения ясности он понимал, что Ганнибалу тоже приказали покинуть Италию. Проклятый Публий Сципион перенес войну на африканский берег.

Все это вернулось к нему после слов Джадира о поражении в битве. Вспомнив вид своей раны, он не захотел смотреть на нее. Боль снова терзала Магона, став центром его бытия. Она поднималась от левого бедра до самой головы и пульсировала в такт сердцу, посылая через тело горячие волны. Он заметил, что Джадир оставил его на какое-то время, а затем вернулся. С ним пришел другой мужчина — тоже мавр. Он сжимал в руке меч, похожий на боевой серп иберийцев. Но в отличие от иберийского оружия мавританские мечи были гораздо тяжелее и толще. Ими можно