Глубина - Сергей Лукьяненко

– Прости.

– Не за что. Но ты шел этим мостом, Леонид. Без всякой сети, без компьютера и модема…

– Ты же сама давала другое объяснение.

– Мало ли, что я могу сказать…

Она замолчала.

– Я не знаю, что мне делать… – сказал я тихонько, будто жалуясь.

– Думай. Ты дайвер. И скажи… – Вика вдруг замялась. Немного отстранилась от меня, посмотрела строго и испытующе.

– Что?

– Когда ты заподозрил, что Нике – дайвер?

– После того, как Нике не отстала от нас на тросе.

– Да… я поторопилась. А когда подумал, что Нике – это я?

– В самом конце. Уже после дворца.

– Значит, когда ты говорил Нике, что она тебе нравится, ты еще не знал, что это я?

– Ну это же была ты!

– Но ты этого не знал?

Ну вот. Проблема.

– Чувствовал… – Я улыбнулся. – Вика, наверное, я просто чувствовал, что это ты. Знаешь… как в сказке принц находит принцессу среди сотни девушек, закрывших лицо…

Я могу сейчас сказать много красивых слов.

Так много, что сам поверю – чувствовал, догадывался, знал…

Я надену красивую маску, сродни тем, что надевал в Диптауне. Я уговорю Вику поверить – она хорошо чувствует ложь, но ей захочется поверить. Моя ложь не станет стеной – наоборот, мостом. За мной нет никакой вины… не может быть виной комплимент, даже по самой пуританской морали. А Вика далеко не пуританка.

Я просто чуть-чуть совру.

– Ничего я не чувствовал, если честно, – сказал я. – А если и чувствовал, то совершенно неосознанно. Просто мне понравилась Нике. Симпатичная, боевая девчонка.

Совершенно не представляю, как Вика отреагирует. Раньше догадался бы легко. Сейчас – не знаю.

– Она мне самой понравилась. – Вика улыбнулась. – После Мадам – самая приятная личность. Мне даже захотелось пойти работать в этот дурацкий «Лабиринт Смерти».

– А как же реальный мир?

– Тогда – подрабатывать…

– Не надо. Хватит в нашей семье одного ненормального, не выбирающегося из глубины.

– Леонид…

Я посмотрел Вике в глаза.

– Найди Темного Дайвера. Найди и поговори. Выясни, чего он хочет.

– Он найдет меня сам, Вика. Я ведь пустил дезу, что Дибенко нанял меня убить Темного Дайвера.

– И дезинформация стала реальностью… Леонид, ты ведь не собираешься этого делать?

– Нет. Наверное – нет.

– Вот про «наверное» – забудь. Тот паренек мог не знать, что творит, когда стрелял. Ты – будешь знать. И будешь помнить, всегда.

Она была сейчас очень серьезной, моя Вика.

– Он уже стрелял в нас, Вика.

– В ответ на ваши выстрелы.

– Не важно. Он ворвался в чужой дом.

– Он все-таки хотел диалога!

– Вика, у него есть оружие третьего поколения.

– Это только слова Дибенко. Темный Дайвер мог блефовать, мог угрожать. Но разве он кого-то убил?

– Когда он убьет, Вика, я тоже это буду помнить всю жизнь. И не знаю, что будет для меня больнее: знать, что убил я, или что убили моего друга.

– Леонид… – Она вздохнула. Снова прижалась ко мне. – Ну Леня, Леня…

Почему я как каменный?

Я хочу отомстить?

Или не готов простить?

Или, вот ведь что самое страшное, завидую тому из нас, кто сохранил в полной мере всю свою силу? Сохранил – и отбросил все те правила, нормы, что всегда опутывали дайверов.

Может быть, я и этому завидую?

Этой лихой бесшабашной свободе, с которой Темный Дайвер преследует Дибенко, заставляя скрываться создателя самой глубины? Веселому азарту, с которым он вошел в дом Чингиза, принуждая нас к разговору, легкости, с которой нажал на спуск – не на игровом полигоне «Лабиринта», а в обычном мире Диптауна?

Я не знаю, кто и почему назвал его Темным Дайвером. Может быть, прозвище заслуженное. Если он так назвал сам себя – это еще хуже. Это позиция.

– Не делай необратимого, Леня!

– Знаю.

– Никогда не делай необратимого. Одно слово «ненавижу» не искупит десять слов «люблю». А одну смерть…

– Знаю, но одна смерть уже случилась!

Я замолк, услышав собственный голос. Хочу отомстить, или не могу простить? Вот в чем вопрос.

– Вика…

Ее лицо все-таки стало мокрым, я ощутил соль на губах.

– Вика, я попробую. Я действительно попробую.

– Ты – дайвер, Леня… помни это…

– Я…

Руки вдруг стали горячими.

А слова – просто ненужными.

– Я не дайвер, Вика… сейчас и здесь.

– Ты черт знает сколько не спал… – Она улыбнулась. – Уверен?

Я кивнул.

– Уверен. Этой ночью я не хочу смотреть на звезды. И говорить о врагах – тоже.

Вика кивнула. И я увидел, как сквозь слезы проступила ее улыбка:

– Ладно… звезды подождут. Я их попрошу. А врагов и спрашивать не станем.

Проснуться утром – это хорошо.

Именно утром, не к полудню, когда бьет сквозь шторы резкий солнечный свет, шумят машины, визгливо кричат дети, а голова с самого утра не отдохнувшая, а усталая.

Встать в восемь утра… для обитателя Диптауна это почти подвиг.

Вика поднялась раньше. Я слышал, как она ходит по кухне, что-то негромко напевая, как бормочет включенный телевизор. И пахнет чем-то вкусным. И можно понежиться в кровати, не вспоминая ни о какой глубине, о мелких и крупных дрязгах, о ненужных подвигах, о хитрых интригах виртуального мира… интригах, которым место в мусорной корзине, которые успеют пожухнуть к вечеру и рассыпаться в прах на следующий же день.

Ритм… бешеный ритм Диптауна. Я люблю его. Но иногда так хочется забыть о жестяном ящике, набитом микросхемами, не открывать волшебные ворота в огромный и пленительный мир. Побыть в обычной комнате, где отстают у потолка обои, где скрипит рассохшийся паркет, тянет холодком из форточки… где женщина, которую любишь, напевает на кухне, готовя завтрак для тебя, лоботряса…

– Ленька, внимание…

Когда Вика появилась с подносом в руках, я оторопел.

– Я тебя хоть раз поила кофе в постели?

– Нет, – честно сказал я.

– Исправим упущение.

…Это только в фильмах красиво выглядит. Или у них там кровати другой системы. И пищеводы иначе устроены. Пить полулежа – это еще ничего, а вот есть – совсем другой коленкор. Континентальный завтрак – дело хорошее, но тосты имеют обыкновение крошиться, причем не на поднос, а на постель. Яйца всмятку – и те плохо бьются о поднос, когда тот лежит на толстом одеяле, а под одеялом собственный мягкий живот.