Благородный дом. Роман о Гонконге - Джеймс Клавелл

— Сколько трупов вы оставили за собой, чтобы стать тем, что вы есть сегодня?

— Было дело, — уклончиво ответил Суслев. — Но все они преступники или враги России.

— Расскажите про это.

— Расскажу. Когда-нибудь.

— Вы в прошлой войне участвовали — или были комиссаром?

— Шестнадцатый танковый корпус, Сорок четвертая армия. Был под Севастополем… и под Берлином. Командир танка. Вы хотите увидеться с женой?

— Хочу больше жизни, если это действительно моя жена и если она жива.

— Она жива. Я могу организовать такую встречу.

— Где?

— Во Владивостоке.

— Нет, здесь, в Гонконге.

— Извините, но это невозможно.

— Конечно. — Травкин безрадостно засмеялся. — Конечно, друг. Выпьем? — Он разлил поровну остатки водки. — Ваше здоровье!

Суслев пристально смотрел на него. Потом взглянул на портрет и на снимок майора-летчика с семьей и взял их в руки в глубоком раздумье. Молчание затягивалось. Он почесал подбородок. Потом решительно произнес:

— Хорошо. Здесь, в Гонконге.

Сердце Травкина радостно забилось.

— Взамен на что?

Суслев затушил сигарету.

— Взамен на информацию. И на сотрудничество.

— Информацию о чем?

— Я хочу знать все, что вам известно о тайбане Благородного Дома, обо всем, чем вы занимались в Китае, кого знаете, с кем встречались.

— А сотрудничество?

— Об этом позже.

— И взамен вы привезете мою жену в Гонконг?

— Да.

— Когда?

— К Рождеству.

— Насколько я могу вам доверять?

— Ни на сколько. Но если вы будете сотрудничать, она будет здесь, в Гонконге, к Рождеству. — Травкин не отрывал глаз от фотографий в руках Суслева, потом увидел, каким взглядом тот смотрит на него, и внутри все перевернулось. — В любом случае вы должны вести себя со мной честно. С вашей женой или без неё, князь Курганский, у нас всегда в заложниках ваш сын и ваши внуки.

Травкин цедил водку небольшими глотками.

— Теперь я понимаю, кто вы есть на самом деле. С чего хотите начать?

— С Тайбаня. Но сначала я хочу помочиться. — Суслев встал, спросил у официанта, где туалет, и вышел через кухню.

Теперь, когда Травкин остался один, его охватило отчаяние. Он взял по-прежнему лежавший на столе снимок дома и стал смотреть на него. На глазах выступили слезы. Он смахнул их, дотронулся до висевшего под мышкой пистолета, но теперь это уже не помогало. Собравшись с духом, он решил быть мудрее и не верить, но сердцем чувствовал, что на фотографии — она и что он пойдет на все, на любой риск, лишь бы увидеть её.

Многие годы он старался не попадаться этим ищейкам, зная, что охота за ним продолжается. Он был предводителем белого движения в своих краях, по всей Транссибирской железной дороге, и перебил немало красных. В конце концов он устал убивать и в 1919 году уехал в Шанхай, который был для него новым домом, пока не пришли японские войска. Он ускользнул от них и, примкнув к китайским националистам, пробивался с боями на юг и на запад, к Чунцину, где продолжал сражаться в рядах других вооруженных отрядов, не разбирая, англичане это, французы, австралийцы или китайцы — лишь бы платили, пока японцы не капитулировали. Потом он вернулся в Шанхай, чтобы вскоре бежать вновь.

«Мне всегда приходилось бежать, — думал он. — Клянусь кровью Христовой, дорогая, я знаю, что тебя уже нет. Знаю… Мне сказал об этом один человек, видевший, как толпа грабила наш дворец, как она накинулась на тебя…

Но сейчас?

Неужели ты действительно жива?»

Травкин с ненавистью посмотрел в сторону двери, ведущей на кухню, понимая, что это будет мучать его всегда, пока он не узнает о ней наверняка.

«Кто этот говноед? — думал он. — Как они разыскали меня?»

Он продолжал угрюмо ждать. Потом, внезапно охваченный паникой, отправился на поиски. В туалете никого не было. Он рванулся на улицу, но там было полно других людей. Тот человек исчез.

Травкин ощутил во рту тошнотворный привкус, от навалившихся мыслей ему стало худо. «Что, во имя Господа, ему нужно от Тайбаня?»

17:50

— Привет, Иэн, — сказала Пенелопа. — Ты рано сегодня! Как прошел день?

— Прекрасно, прекрасно, — рассеянно ответил Данросс.

В дополнение ко всем остальным бедам перед тем, как он ушел из офиса, позвонил Брайан Квок, сообщил среди прочего, что АМГ, вероятно, убили, и предложил принять серьезные меры предосторожности.

— О, один из таких дней, да? — мгновенно догадалась она. — Может, выпьешь? Выпьешь шампанского?

— С удовольствием. — Тут он заметил, что она улыбается, улыбнулся в ответ и почувствовал себя значительно лучше. — Пенн, ты просто мысли читаешь!

Он бросил кейс на сервант и последовал за ней в одну из гостиных Большого Дома. Открытая бутылка шампанского стояла в ведерке со льдом, из двух бокалов уже пили, а ещё один, для него, лежал во льду.

— Кэти наверху. Читает Гленне сказку на ночь. — Пенелопа наполнила его бокал. — Она… она только что рассказала мне о… об этой… об этой болезни.

— Вот как? — Он принял у неё бокал. — Спасибо. Как это воспринял Эндрю? Он ничего не сказал сегодня.

— Она лишь собирается рассказать ему, вечером. Это шампанское — ей, для храбрости. — Пенелопа с болью взглянула на него. — У неё все будет нормально, да, Иэн?

— Думаю, да. У меня сегодня был долгий разговор с доктором Тули. Он сказал, что ничего страшного, назвал трех ведущих специалистов в Англии и ещё троих в Америке. Я послал телексы всем троим в Англию с просьбой назначить дату приема, а доктор Фергюсон отправит им по почте историю болезни — когда вы приедете, они уже должны будут её получить.

Она пила вино небольшими глотками. Дул легкий ветерок, и казалось, что не так душно. Высокие стеклянные двери в сад были открыты. Время близилось к шести вечера.

— Ты считаешь, нам нужно ехать прямо сейчас? А если мы задержимся на несколько дней? Это имеет значение?

— Не думаю.

— Но нам надо ехать?

— Если бы это была ты, Пенн, мы сели бы на первый самолёт в ту же секунду.

— Да. Если бы я сказала тебе.

— Ты сказала бы.

— Да, думаю, сказала бы. Я заказала билеты на завтра. Кэти это одобрила. Рейс «Бритиш оверсиз эрлайнз».

— Клаудиа ничего не говорила, — удивился он.

Она улыбнулась.

— Я сама их заказала. Вообще-то, я много чего могу. Я заказала билеты для Гленны, себя и Кэти. Истории болезни мы возьмем с собой. Думаю, Кэти может оставить детей здесь. О них прекрасно позаботятся ама.