Стая - Франк Шетцинг

Долгое время все молчали.

— Если эти клетки, тем не менее, различаются, — сказал Эневек, — значит, они нашли способ изменить свою ДНК уже после того, как разделились.

— Но для чего? — спросила Делавэр.

— Это человек, — сказал Вандербильт.

— Что человек?

— Вы что, слепые? Природа такого не сделает, говорит нам доктор Оливейра, она это хорошо знает, и со стороны доктора Йохансона я не слышу возражений. Итак, у кого хватит смекалки выдумать такое, а? Эта штука — биологическое оружие. Только человеку это по силам.

— Возражение, — объявил Йохансон. — Это не имеет смысла, Джек. Преимущество биологического оружия в том, что требуется лишь базовый рецепт. Всё остальное — репродукция…

— Очень даже может быть преимуществом, если вирусы мутируют, разве нет? Вирус СПИДа постоянно мутирует. Только подумают, что поймали его, — глядь, а он снова изменился.

— Это совсем другое. Мы имеем здесь суперорганизм, а не вирологическую инфекцию. Должна быть какая-то причина, по которой они различаются. Что-то происходит с их ДНК после деления. Они кодируются иначе, по-другому. Нас не интересует, кто это сделал. Мы должны выяснить, какой в этом смысл.

— Смысл — всех нас уничтожить! — с раздражением сказал Вандербильт. — Эта штука здесь для того, чтобы уничтожить свободный мир.

— Хорошо, — прорычал Йохансон. — Тогда расстреляйте её. Может, нам проверить, не мусульманские ли это клетки? Может, их ДНК — исламская и фундаменталистская.

Вандербильт воззрился на него:

— На чьей вы, собственно, стороне?

— На стороне науки.

— А вы понимаете, почему вчера ночью упали и ударились головой? — Вандербильт высокомерно усмехнулся. — После бутылки бордо, кстати сказать. Как ваше самочувствие, доктор? Голова не болит? Почему бы вам не попридержать язык?

— Тогда и вы меньше распускайте свой.

Вандербильт запыхтел. Ли окинула его насмешливым взглядом и подалась вперёд:

— Вы сказали, речь идёт о различной кодировке, правильно?

— Правильно, — кивнула Оливейра.

— Я не учёный. Но не может ли быть так, что кодировка выполняет ту же задачу, что и коды у людей? Военный код, например.

— Да, — кивнула Оливейра. — Вполне возможно.

— Код, чтобы узнавать друг друга.

Уивер что-то нацарапала на листочке и протянула Эневеку. Он прочитал и коротко кивнул.

— А для чего им друг друга узнавать? — спросил Рубин. — И почему таким сложным способом?

— Я думаю, это лежит на поверхности, — сказала Кроув. Какое-то время был слышен шорох целлофана, который она снимала с пачки сигарет.

— Что именно? — спросила Ли.

— Я думаю, это служит коммуникации, — сказала Кроув. — Эти клетки связываются друг с другом. Это форма беседы.

— Вы считаете, эта штука… — Грейвольф уставился на неё. Кроув закурила, затянулась и выпустила дым:

— Они общаются друг с другом. Да.

* * *

Пандус

— Что случилось ночью? — спросила Оливейра, когда они спускались вниз, к лаборатории.

Йохансон пожал плечами:

— Ни малейшего представления не имею.

— А как чувствуете себя теперь?

— Странно. Головная боль уходит, но в моих воспоминаниях провал величиной с ангар.

— Какой нелепый случай, а? — Рубин повернулся на ходу и блеснул зубами. — Теперь мы оба с головной болью. Бог мой, я лежал пластом.

Оливейра разглядывала Рубина с неопределённым выражением лица:

— Мигрень, говорите?

— Да. Ужасная! Случается нечасто, но когда случается, помогает только одно: принять снотворное и выключить свет.

— Проспали до утра?

— Конечно. — Вид у Рубина был виноватый: — Мне очень жаль. Но тут теряешь всякий контроль, серьёзно. Иначе бы я показался.

— А разве вы не показались?

Её вопрос прозвучал как-то странно. Рубин растерянно улыбнулся:

— Нет.

— Точно нет?

— Мне же лучше знать.

В голове Йохансона что-то щёлкнуло. Как сломанный диапроектор. Направляющие полозья пытаются захватить картинку и соскальзывают.

Почему Оливейра спросила его об этом?

Они остановились перед дверью лаборатории, и Рубин набрал цифровой код. Когда он вошёл, Оливейра тихо сказала Йохансону:

— Эй, в чём дело? Вы же были твёрдо уверены, что вчера ночью видели его.

Йохансон уставился на неё:

— В чём я был уверен?

— Когда мы с вами сидели на ящике, — шепнула Оливейра. — Вы сказали, что видели его.

Щёлк. Полозья снова попытались захватить картинку. Щёлк.

Его голова была набита ватой. Они пили вино, это он помнил. И потом он… что видел? Щёлк. Оливейра подняла брови.

— Ну… — сказала она, входя. — Кажется, вспомнили?!

* * *

Нейронный компьютер

Они сидели в JIC перед компьютером Уивер.

— Смотри, — объясняла она. — Это дело с кодировкой даёт нам новую исходную точку.

Эневек кивнул:

— Клетки не все одинаковы. Они не как нейроны.

— И дело не только в способе, как они связаны друг с другом. Может, в кодировке ДНК и лежит ключ к слиянию клеток.

— Нет. Слияние вызвано чем-то другим. Чем-то дальнодействующим.

— Вчера мы договорились до запаха.

— О’кей, — сказал Эневек. — Попробуй. Программируй так, что они производят некое пахучее вещество, которое сигнализирует о слиянии.

Уивер задумалась. Потом позвонила по местному телефону в лабораторию:

— Сигур? Привет! Мы сидим над симуляцией. Не возникло ли у вас за это время идеи, как клетки сплавляются между собой? — Некоторое время она выслушивала ответ. — Вот именно. Мы попробуем. Держи меня в курсе.

— Что он сказал? — спросил Эневек.

— Они пробуют фазовый тест. Хотят заставить желе распасться, а потом снова слиться.

— Значит, они тоже думают, что клетки издают запах?

— Да. — Уивер наморщила лоб. — Вопрос в том, какая клетка начинает процесс? И почему? Кто-то же должен вызвать цепную реакцию.

— Генетическая программа. Лишь определённые клетки могут запускать процесс слияния.

— Часть мозга, которая может больше, чем все остальные… — размышляла Уивер. — Хм, это подкупает. И всё же этого как-то недостаточно.