Сага о Фафхрде и Сером Мышелове. Том 1 - Фриц Лейбер

Мышелов моргнул и потом тихо выругался, потому что теперь черный утес, на который они должны были подняться завтра, весь сверкал мягкими рассеянными огоньками фиолетового, розового, бледно-зеленого и янтарного цвета. Ближайшие, которые, тем не менее, были очень далеко вверху, выглядели, как крошечные прямоугольники, словно проливающие сияние окна.

Звездная Пристань была похожа на огромный дворец.

Затем леденящие хлопья снова начали покалывать лицо Мышелова, и ленточка неба сузилась и сошла на нет. Снегопад снова надвинулся на Звездную Пристань, закрывая звезды и загадочные огни.

Бешенство Мышелова иссякло. Внезапно он почувствовал себя очень маленьким, и безрассудным, и очень, очень замерзшим. Таинственное видение – разноцветные огоньки – оставалось в его памяти, но смутно, словно часть сна. Очень осторожно Мышелов прокрался назад по своим собственным следам и перед тем, как коснуться плаща, почувствовал тепло, исходящее от Фафхрда, Хриссы и выгоревшей жаровни. Он плотно зашнуровал плащ вокруг себя и долгое время лежал, свернувшись в клубочек, как ребенок; в его мыслях не было ничего, кроме холодной тьмы. Наконец, Мышелов уснул.

***

Следующий день начался мрачно. Два приятеля, продолжая лежать, пытались растереть друг друга и шутливой борьбой хоть немного выгнать из тела окоченение, загнав в него достаточно тепла, чтобы можно было подняться. Хрисса выбралась со своего места, прихрамывающая и угрюмая.

Но, по крайней мере, у Фафхрда прошли онемение и опухоль, а Мышелов почти не чувствовал неглубоких ран у себя на руке.

Друзья позавтракали чаем из трав и медом и начали подниматься на гнезда под легким снегопадом. Эта последняя напасть оставалась с ними все утро, не считая тех моментов, когда порывы ветра отдували ее прочь от Звездной Пристани. В таких случаях приятели могли видеть гигантскую гладкую скальную стену, отделяющую гнезда от последней полосы уступов Лика. Судя по тому, что друзья успели заметить, на этой стене, похоже, не было вообще никаких путей для подъема, а также никаких отметин – так что Фафхрд высмеял Мышелова за рассказы об окнах, разливающих разноцветный свет, – но, в конце концов, приблизившись к основанию стены, путники начали различать то, что казалось узкой трещиной (она выглядела толщиной с волосок), поднимающейся вдоль середины скалы.

Скалолазы не встретили ни одного из невидимых плоских летунов ни в воздухе, ни на уступах, хотя в те моменты, когда порывы ветра проделывали странные бреши в снегопаде, оба искателя приключений устраивались попрочнее на своих выступах и хватались за оружие, а Хрисса начинала рычать.

Ветер почти не замедлял продвижение вперед, потому что камни Гнезд были надежными, но друзья очень мерзли.

И им все еще приходилось остерегаться снежных потоков, хотя их было меньше, чем вчера, возможно потому, что большая часть Звездной Пристани уже осталась внизу.

Мышелов и Фафхрд достигли основания огромной скалы как раз в той точке, где начиналась трещина, и это было большой удачей, поскольку снегопад стал таким сильным, что поиски были бы сильно затруднены.

К их радости, трещина оказалась еще одним камином, едва в ярд шириной, ненамного более глубоким и настолько же бугристым изнутри, насколько скала снаружи была гладкой. В отличие от вчерашнего камина, этот, казалось, тянулся вверх в бесконечность без каких-либо изменений по ширине и, насколько путники могли видеть, в нем не было пробок. Он был во многом похож на каменную лестницу, наполовину защищенную от снега. Даже Хрисса могла подняться здесь, как на Обелиске.

В обед друзьям пришлось согревать пищу собственным телом. Они были полны энтузиазма и нетерпения, однако заставили себя не спеша прожевать еду и запить ее. В тот момент, когда они вошли в камин, – Фафхрд шел первым – послышались три слабых раската: возможно, гром, и, без всякого сомнения, зловещее предзнаменование; однако Мышелов рассмеялся.

Благодаря более надежной опоре для ног и противоположной стене, о которую можно было опереться спиной, подъем был легким, не считая того, что приходилось расходовать много сил, а это требовало довольно частых остановок, чтобы отдышаться в разреженном воздухе. Лишь в двух местах камин сузился настолько, что Фафхрду пришлось преодолевать короткий участок по внешней стороне; более худощавый Мышелов смог остаться внутри.

Это было возбуждающее приключение – почти. День становился темнее, поскольку снегопад все усиливался, и раскаты повторялись снова и снова, но более резкие и сильные – теперь уже точно гром, потому что звукам предшествовали короткие вспышки, озарившие камин, – приглушенные падающим снегом отблески молнии – однако Мышелов и Фафхрд чувствовали себя так же весело, как дети, поднимающиеся по таинственной изгибающейся лестнице зачарованного замка. Они даже тратили немного воздуха на шутливые выкрики, которые отдавались слабым эхом вверх и вниз по неровным стенам шахты, то озаряемой бледным светом, то погружающейся во мрак вместе со вспышками молний.

Но затем шахта постепенно стала такой же гладкой, как и стена снаружи, и в то же самое время начала медленно расширяться, сначала на ширину ладони, потом еще на одну, потом еще на палец, так что друзьям приходилось подниматься со все возрастающим риском; они прижимались плечами к одной стене, ботинками к другой, и так «шли» при помощи рывков и толчков. Мышелов подтянул к себе Хриссу, и снежная кошка скорчилась на его вздымающейся, раскачивающейся из стороны в сторону груди – не столь уж незначительная тяжесть. Однако оба приятеля все еще чувствовали себя довольно неплохо – так что Мышелов начал задумываться, не было ли и впрямь здесь, рядом с Небесами, чего-нибудь возбуждающего в самом воздухе.

Фафхрд, рост которого превышал Мышелова на пару голов, был лучше приспособлен к такого рода восхождению и все еще мог подниматься в тот момент, когда Мышелов осознал, что его тело вытянуто почти в полный рост от плеч до подошв ботинок – и сверху на нем, как путешественник на маленьком мостике, устроилась Хрисса. Мышелов не мог подняться больше ни на дюйм, и очень смутно осознавал, как это ему удалось добраться хотя бы досюда.

На зов Мышелова сверху, как гигантский паук, спустился Фафхрд, на которого, казалось, страдания приятеля не произвели особого впечатления, – и, честно говоря, при вспышке молнии стало видно, что его большое бородатое лицо ухмыляется от уха до уха.

– Посиди здесь немного, – сказал Северянин. – До вершины не так уж далеко. По-моему, я видел ее при предпоследней вспышке молнии. Я поднимусь и втащу тебя наверх; всю веревку привяжем между мной и тобой. Около твоей головы есть трещина: я вобью туда колышек на всякий случай. А пока отдыхай.

И Фафхрд проделал все, о чем он говорил, так быстро и снова был на пути вверх так скоро, что Мышелов воздержался от высказывания всех тех сардонических замечаний, которые бурлили внутри его напряженного тела.

При последовавших за этим вспышках молнии видно было, как длинноногая и длиннорукая фигура Северянина становится все меньше и меньше с радующей глаз скоростью, пока он не стал казаться таким же маленьким, как паук-охотник в глубине своей норки. Еще одна вспышка – и он исчез; однако Мышелов не был уверен, достиг ли он вершины, или просто скрылся за изгибом камина.