Последние часы. Книга II. Железная цепь - Кассандра Клэр

Его темно-зеленые глаза сверкнули.

– Ты серьезно?

– Я никогда в жизни не была такой серьезной, – ответила Корделия. – Мы можем поехать прямо сейчас. На ночном поезде.

– Тогда – да, – воскликнул он, – да, да! В Париже, с тобой, мне не нужно будет искать забвения в вине. – Он поцеловал ее руку, отпустил и поднялся на ноги. – Я оставлю у портье записку для Джеймса. Ее отнесут утром. Я напишу, чтобы он не волновался; может рассказать остальным – в каком угодно виде. Анна будет в восторге. Может быть, она нас навестит.

А ей нужно написать матери и брату, подумала Корделия. Она знала, что они будут огорчены ее взбалмошным поступком, но с этим уже ничего нельзя было поделать. Она вдруг ощутила прилив энергии, почти физическое желание двигаться, что-то делать, поехать куда-то, освободиться от долга и обязанностей, от семейных и брачных уз. Чувствовать, как встречный ветер бьет в лицо, слышать свист паровозного гудка.

– Мэтью, – заговорила она. – А в Париже ты сможешь себя простить?

Он улыбнулся, и это была настоящая, искренняя улыбка; лицо его преобразилось, и Корделия невольно подумала, что перед этим юношей в чужом городе будут открыты все двери.

– В Париже, – воскликнул он, – я смогу простить весь мир.

– Отлично, – рассмеялась Корделия. Она представила, как идет с ним под руку по улице Сент-Оноре. Там, в ее мечтах, была музыка, свет, радость, обещание чудесного будущего, полного приключений, и все это время с ней рядом был Мэтью, верный друг.

– Мне нужно где-то раздобыть пальто.

Покружив по ночным улицам минут двадцать, Джеймс остыл и сообразил, что эта бесцельная беготня не поможет ему найти Корделию. Он остановился и попытался подумать, куда она могла уйти; самыми очевидными местами были материнский дом и Институт, но Джеймсу казалось, что он не застанет ее там. Судя по всему, она сердилась на него, была расстроена, поэтому ей вряд ли хотелось отвечать на неизбежные вопросы родных и друзей. Зная Корделию, он понимал, что она не нуждается в сочувствии посторонних, что ей ненавистны жалостливые взгляды. Корделия скорее умрет, чем допустит, чтобы ее жалели.

В конце концов он решил сделать то, что должен был сделать с самого начала: укрывшись в торговом пассаже «Берлингтон», он изобразил на руке Отслеживающую руну. Он чувствовал себя неловко, собираясь выслеживать Корделию – внутренний голос говорил ему, что если бы она хотела дать Джеймсу знать о своем местонахождении, она оставила бы ему записку. «Но она неправильно истолковала то, что увидела! – рявкнул он назойливому внутреннему голосу. – Она должна узнать правду. Я расскажу ей о браслете. Потом она уже сможет решить, как поступить, но она должна знать все факты».

При помощи ее перчатки – тонкой, мягкой перчатки с вышивкой в виде листьев – Джеймс активировал заклинание Отслеживания. Сразу же появилось знакомое ощущение, будто кто-то тянул его за руку. Он зигзагами побежал по Пикадилли, по Нью-Бонд-стрит, по темным улицам в сторону района Мэрилебон. Лишь заметив впереди чудовищный розовый дом Мэтью, он понял, что руна вела его именно сюда.

Он остановился. Корделия отправилась к Мэтью? Конечно, хорошо, что она пошла к его парабатаю. Анны, скорее всего, не было дома, а если она и была дома, то не одна; не считая Анны, Мэтью из всех «Веселых Разбойников» был самым близким другом Корделии. С другой стороны, Мэтью первым узнал о его отношениях с Грейс, даже утешал его четыре месяца назад. Джеймсу стало тошно при воспоминании об этом. Возможно, Корделия решила, что он лучше других поймет ее.

Он отряхнул снег с ботинок и вошел в вестибюль, где обнаружил портье, болтающего с каким-то высоким парнем с длинным узким лицом. Высокий детина держал на поводке собаку. Портье, заметив Джеймса, вежливо кивнул.

– Вы не могли бы позвонить в квартиру Мэтью Фэйрчайлда? – попросил Джеймс, сунув в карман перчатку Корделии. – Мне нужно с ним поговорить, и…

Собака бросилась на Джеймса; он отпрянул, но потом сообразил, что, во-первых, у пса были дружеские намерения, а во-вторых, этот пес ему знаком.

– Оскар? – пробормотал он, почесав собаку за ухом. Оскар застучал хвостом по полу.

– Друзья Оскара – мои друзья, – заговорил тощий человек и протянул руку Джеймсу. – Гас Хантли. Я присматриваю за Оскаром, пока Фэйрчайлд в отъезде.

– Джеймс Эрондейл, – представился Джеймс и резко выпрямился, забыв о собаке. – Мэтью в отъезде? Что значит «в отъезде»?

– Я как раз собирался вам сказать, – с некоторым раздражением произнес портье. – Он уехал минут двадцать назад, хотел успеть на парижский поезд. Между прочим, в компании хорошенькой девицы. Сказал, что это его кузина, но я не заметил между ними никакого семейного сходства. – И портье подмигнул.

– Мало того, он позаимствовал у меня «на время» дамское пальто и ботинки, – вставил Хантли. – Когда сестра узнает, она меня убьет, но Фэйрчайлд умеет убеждать людей.

– Если у нее темно-рыжие волосы, то это не его кузина, – пробормотал Джеймс, взвесив возможность того, что Анна внезапно решила уехать в Париж, и отбросив это предположение. Анна не стала бы брать у чужих людей пальто. – Это моя жена.

Наступила неловкая пауза. Портье бросил на Джеймса тревожный взгляд.

– Как вы сказали, вас зовут? Эрондейл?

Джеймс кивнул. Ему очень не хотелось сообщать свое имя простым людям, но портье лишь покопался в куче корреспонденции, сваленной на столе, и протянул Джеймсу сложенную бумажку, на которой неразборчивым почерком Мэтью было нацарапано его имя.

– Он оставил это для вас, – сказал портье. – Возможно, вы найдете там объяснение.

– Не сомневаюсь, что это будет очень правдоподобное объяснение, – добавил Хантли, отступая и увлекая за собой Оскара.

– И этот парижский поезд отправляется?.. – спросил Джеймс.

– С вокзала Ватерлоо, – сообщил портье, и Джеймс бросился к выходу, не обращая внимания на сочувственные взгляды.

Джеймс решил ехать на вокзал в кебе, но очень быстро понял, что совершил ошибку. Несмотря на позднее время, на улицах было полно экипажей: кто-то возвращался с работы, кто-то, наоборот, ехал в ресторан или в театр. Кеб застрял в огромной пробке на мосту Ватерлоо среди массы омнибусов, карет и лошадей. В полутьме, в трясущемся экипаже, Джеймсу было сложно прочесть письмо Мэтью, но, с другой стороны, ему уже не раз приходилось расшифровывать каракули друга. К тому моменту, когда кеб дополз до противоположного конца моста, Джеймс успел прочесть письмо трижды.