Блюз перерождений - Майкл Пур

Дверь распахнулась, прежде чем Майло постучал, и за ней стоял Уэйн Алдрин. Взлохмаченный, но невредимый, только во взгляде было что-то непривычное.

– Во-первых, прошу прощения, – сказал он. – А теперь заходите и располагайтесь.

Либби открыла рот, но в это мгновение влетела лучащаяся девушка в комбинезоне и с хвостиком на голове, со словами:

– Ты Либби?

И через пятнадцать секунд обе, взявшись за руки, убежали.

– Я накормлю ее завтраком, – пообещала девушка на прощание, – и верну вам через час!

Майло ободряюще обнял Ким, пока Алдрин провожал их в свой новый офис. Дешевый письменный стол, стол с кофемашиной, канцелярские шкафы, компьютеры, несколько раскладных стульев. Алдрин, бесспорно, не исчез, просто был перемещен в новую обстановку.

– Лучше всего дайте объяснить, не прерывая, – начал Алдрин. – А там задавайте вопросы или орите, если хотите.

Год назад астрономы любители заметили в небе нечто необычное. Для специалистов новости оказались плохими. В октябре 2025-го комета размером с Ирландию врежется в Землю, как огромная пуля и, очевидно, уничтожит все живое. Тогда они, – Майло, позволь закончить, – собрали конференцию, чтобы разработать план действий, и решили следующее: собрать нужных ученых и механиков и построить космические корабли, чтобы вывезти человечество с Земли. Один полетит на Венеру, другой – на орбиту Земли, третий на Марс и четвертый к лунам Юпитера. Корабли будут служить жилищем и нести материалы для строительства нового жилья.

Майло крепко сцепил пальцы, чтобы унять дрожь в руках. За его спиной Ким судорожно вздохнула.

– Чтобы все получилось, – продолжал Алдрин, – нужно уложиться с научной и конструкторской работой целого столетия всего в пять лет. И, пока вы не обрушили на меня миллиард вопросов, попробую их предвосхитить. Первый: сколько людей удастся забрать? Ответ: немного. Каждый ковчег возьмет около шести тысяч. Второй: что скажут остальным жителям планеты? Ответ: ничего, пока это возможно – иначе нас просто разорвут. Третий: почему вы здесь? Потому что я здесь, и мне полагается несколько сотрудников. Почему я здесь? Для того чтобы все прошло без сбоев, необходимо действовать максимально просто. Я здесь, чтобы устроить все…

– Элегантно, – предложил Майло. И его вырвало на пол.

– Именно, – сказал Алдрин. – О, черт. Я вызову уборщика. Не переживай. Меня тоже вырвало.

Они переместились в холл, где в ожидании уборщика продолжили разговор. Держась за руки, Ким и Майло задавали вопросы, которые Алдрин предвидел, но еще не озвучил.

Он терпеливо выслушивал.

– Нет, – отвечал он. – Вам не гарантировано место на борту кораблей. В первую очередь позаботятся о руководстве. Да, я в их числе. Нет, Ким, как ни жаль, для детей не делают исключений. Ближе к дате запуска будут отобраны квалифицированные работники, когда мы определимся со всеми потребностями. Оставшиеся места разыграют в лотерее.

Ким сверлила взглядом пол.

– Если для Либби не будет места, – медленно проговорила она, – я ни черта не сделаю, чтобы тебе помочь.

– Как и я, – неожиданно для себя подхватил Майло.

Алдрин покачал головой.

– Ребята, не я здесь решаю. Вам придется это усвоить. То, что я главный разработчик, не дает мне право вмешиваться в установленный порядок.

– Кто решает? – спросил Майло.

– Деньги, – выплюнула Ким. – Кто же еще? В подобных вопросах все решают пять-шесть мировых банков.

– Это миф, – сказал Майло.

– Нет, она права, – возразил Алдрин. – Деньги ведут себя сообразно всему остальному. Формируют системы по пути наименьшего сопротивления и собираются вместе. Подобные места скопления, банки, единственные способны провернуть то, что мы задумали.

– В таком случае, – сказал Майло, – если мы откажемся работать, нас пристрелят?

Глаза Алдрина потемнели.

– Не знаю. Просто не создавайте проблем. Пусть все идет, а вы присматривайтесь. И станем надеяться на лучшее.

Появился уборщик с тележкой и, кивнув, скрылся в офисе.

– Мы в совершенно новой реальности, – сказал Алдрин, положив руку каждому на плечо. – Пусть ваш мозг пообвыкнет. Я устроил вам общие апартаменты. Отдохните. Поешьте. Одежду вам принесут.

– Общие? – спросила Ким. – Как ты узнал? Мы же только…

– Боже, ребята, – рассмеялся Алдрин. – Знали все, кроме вас. Теперь катитесь.

Дверь в офис захлопнулась. С противоположного конца холла вприпрыжку бежали Либби и ее сиделка.

– Я знала, – сказала Ким, уткнувшись в плечо Майло.

* * *

За пределами центральной Айовы мир рассыпался на части.

Грязная бомба превратила Сиэтл в город-призрак. Фармакологическая индустрия вышла на предел возможностей и обрушилась. Повсюду нуждающиеся в лекарствах люди болели и умирали.

Майло стало негде получать препараты от астмы. Теперь он старался сам подавлять приступы. Лагерь подготовки космических ковчегов разросся в небольшой город. Город, о котором никто не знал, с закрытым для полетов небом.

В громадных корпусах конструировали сами корабли, и там были владения Алдрина. Был предпринят недельный мозговой штурм, где прототипами служили живые организмы. Системы кораблей должны были дышать подобно легким, циркулировать наподобие крови, слышать, видеть и думать, точно мозг.

В других зданиях обучали людей – целыми общинами! – жить и работать в космосе. Прежде всего, было решено, что чем меньше социальных условностей, тем счастливее люди. Задача воспроизводства новой человеческой расы делает традиционные браки непрактичными. Так что на борту кораблей социальный уклад предполагался весьма «свободным».

Эксперименты и их последствия существенно влияли на жизнь в самом лагере, который сделался подобием самой что ни на есть элитарной партийной школы.

В отведенных им апартаментах Майло и Ким жили, как и большинство других семей. Заводили друзей. Отмечали праздники. А днем Либби отправлялась в сад, пока Майло и Ким работали в конструкторском корпусе.

Получая приглашения на вечеринки, они, как правило, ходили. Предложение присоединиться к когортам Свободной Любви они вежливо отклонили. Майло и Ким решили оставаться моногамными. Жизнь была не такой плохой, если не думать о том, что мир снаружи обречен, а ты, вероятно, обречен вместе с ним.

Майло приходилось бороться с депрессией. Не такой сокрушительной, когда становишься практически парализованным, но с ощущением постоянной тоски, будто поднявшейся из глубин веков.

Он стал снова слышать голоса. Собранные, наверное, из всех прожитых на Земле эпох. И вот истории наступал конец. Плохой и жестокий.

Там был художник фовист, боявшийся смерти Земли больше, чем собственной смерти от пневмонии. И богобоязненная девочка-крестьянка, что жила тысячу лет назад и не тревожилась о собственной кончине, лишь бы мир, как творение Божье, сохранился. Но теперь сам мир готов был рухнуть. Голоса, как правило, молчали. Это и добивало Майло – тишина. Восемь тысячелетий безмолвных голосов в голове, проглядывающих сквозь его глаза.