Та, кто приходит незваной - Татьяна Тронина

Лиля направилась в сторону, подальше от публики, к боковой аллее. Здесь уже не было ни души. Воздух, свежий, но не холодный, приятно дул в лицо. Совсем стемнело, и дождик — о чудо! — почти прекратился. От прежнего ливня осталась легкая, почти невесомая морось, оседающая на ресницах.

Лиля оказалась один на один с ночным парком. Страшно ей не было. А кого бояться? Это не лес — закрытая, охраняемая территория.

Узкая тропинка вела вниз. Цепляясь за деревья, чтобы не поскользнуться, Лиля спустилась и обнаружила, что перед ней — небольшое озерцо.

По поверхности плывут опавшие листья, отражение луны идет рябью… Так хорошо. Господи, как тут хорошо!

Лиля села на краешек мокрой скамьи, сложила руки на коленях и замерла. Кажется, она даже забыла моргать, завороженная отражением луны на воде.

Сколько прошло времени, Лиля не знала.

Чьи-то шаги, треск веток.

Темный силуэт на фоне подсвеченной листвы… Евгений.

Быстро, ловко сбежал по скользкому земляному откосу, прыгнул на аллею перед Лилей и сказал:

— Ага, вот ты где!

— Привет, — без всякого энтузиазма отозвалась она. — Да я вот это… голову проветрить решила.

— А я стучу к тебе в дверь — не отвечаешь. Звоню — а твой телефон в номере играет… Либо спишь крепко, либо… Пошел на ресепшен — точно, ты ключи там оставила, значит, усвистала куда-то без телефона. В общем, отправился тебя искать. Еле нашел! В самую чащобу забралась.

Он сел рядом на скамейку — тоже в капюшоне, длинной спортивной куртке. Лиля нагнулась, посмотрела — надо же, и в резиновых сапогах…

— Что? Что ты там рассматриваешь? — весело спросил Евгений.

— Мы как два путешественника, одеты по-походному.

— Тебе не холодно? — Он тыльной стороной ладони прикоснулся к ее щеке, проверяя, точно ребенка, не замерзла ли.

Лиля отклонилась недовольно:

— Нет.

— А я говорю — холодно. — Евгений встал, потянул Лилю за локоть: — Давай пройдемся. Стой, куда? Ты горная козочка, чтобы по пригоркам лазать? Вон дорожка…

— Там длиннее, крюк придется делать.

— Нет уж, мы никуда не торопимся. Не хватало еще ноги в этих кустах переломать.

— Ты зануда, — злорадно произнесла Лиля, шагая рядом с ним по аллее вдоль озера. — Ты скучный зануда, вот кто ты, Лазарев.

— А ты бестолковая курица. Несешься куда-то не глядя.

— Я — курица?! — до глубины души оскорбилась Лиля. — Ты назвал меня курицей?

— Бестолковой курицей, — поправил он.

— Гад какой… — Она ткнула его локтем в бок. Евгений охнул, засмеялся, отступил в сторону, потом обеими руками взъерошил ей волосы. Лиля размахнулась, хотела стукнуть его ногой, но Евгений успел отскочить, злорадно хохоча.

И Лиля тоже хохотала… «Как дети! Господи, что мы делаем?»

— Слушай, Селуянова, ты не хочешь выпить?

— В смысле?

— Ну, выпить, водки выпить! — конкретизировал Женя.

— Водки?!

— Ладно, не водки, а чего-нибудь другого, чего ты там пьешь. Ты вино пьешь?

— Вино? Пью, — обстоятельно кивнула Лиля. — Шампанское пью. Но еще мартини очень люблю. Ликер… шоколадный. Или лучше клубничный! — оживилась она. — Есть хороший немецкий ликер, там настоящая клубника, между прочим, не какой-то там химический заменитель… Я его называю «ксю-ксю».

— Я так и думал. Мартини и сладкий ликер. Все предсказуемо.

— О, зато ты какой оригинальный со своей водкой!

Они брели по мокрой асфальтовой дорожке вдоль озера. Впереди, у поворота, — одинокий фонарь.

— Стой! — Евгений, державший Лилю под локоть, довольно резко заставил свою спутницу остановиться.

— Иди, стой, иди, стой… Что ты мной командуешь? — возмутилась Лиля и топнула ногой. — Я вот не люблю, когда мной помыкают…

Евгений вдруг взял ее лицо в ладони, поднял вверх, наклонился и поцеловал прямо в губы.

На миг Лиля потеряла сознание. Да-да, буквально потеряла — голова у нее закружилась, молодая женщина пошатнулась, и Евгений едва успел ее подхватить.

— Ты такая неуклюжая… — шепотом произнес он и опять поцеловал.

Это было… Лиля даже слов не могла подобрать, что это было. Она привыкла к тоннам слов, к бесконечным чужим диалогам, которые ей приходилось придумывать, но тут рассудок перестал подчиняться ей, полностью отключился.

Хотела ли она этого? Да, хотела. Вернее, не так — очень хотела и очень боялась. Ждала и не верила. А когда все произошло — испугалась. И ведь как приятно, мама дорогая, как невыносимо это, остро и… еще много чего!

— Лазарев, скотина… — тоненьким голосом пропищала Лиля. — Ты… вот зачем ты это делаешь, можешь мне объяснить?

— Я не знаю. Нечаянно получилось.

— Нечаянно… Дурак. Сорок лет — ума нет! — всплеснула руками Лиля. — Я тебя убью… — Она попыталась стукнуть его кулаком в грудь. Правда, ударить не успела, Евгений перехватил ее руку на лету. — Пусти!

— Нет. Ты лучше послушай меня. Слушаешь? «Возле казармы, в свете фонаря, кружатся попарно листья сентября. Ах, как давно у этих стен я сам стоял, стоял и ждал тебя, Лили Марлен. Тебя, Лили Марлен».

Лиля стояла, молчала. Сердце у нее сжималось, она не знала, что делать, что говорить. Потом пробормотала растерянно:

— Какая еще казарма…

— Это песня о Лили Марлен. Он — солдат, он уходит на фронт, где его, возможно, убьют. Он думает о Лили Марлен. Все, что он хочет от этой жизни, — это вернуться с дурацкой войны, к своей Лили.

— Да знаю я эту песню… Только не понимаю — я-то тут при чем? — вяло пролепетала Лиля.

— При том, что ты — Лиля. Лили. А вот фонарь, видишь?

— Фонарь-то я вижу, да, но не вижу логики… Ты будешь повторять все глупости, которые сказал Чащин?

Евгений опять взял ее лицо в ладони и поцеловал.

И опять у Лили возникло ощущение, что она куда-то падает, не чувствуя земли под ногами.

Она любила своего мужа. А то, что творилось сейчас, не имело к любви никакого отношения. Происходившее, скорее, отсылало Лилю к временам ее юности, к первым поцелуям — вот такое было тогда острое, сладкое, едва выносимое счастье. Счастье первых поцелуев, первой любви. Это было время безумств, которое закончилось давно и почти позабылось, и даже имя того, с кем ходила на свидания, исчезло, черты лица стерлись из памяти. А сейчас, что ли, дверь в адреналиновое прошлое вновь открылась?..

Они целовались и целовались. Лиля чувствовала, как пространство внутри нее расширяется, заполняется, растет. И вот уже она вся — огромная, горячая, величиной с большой город. Нет, даже с земной шар. И внутри нее плавает, плещется желание, словно раскаленная магма.