Imprimatur - Рита Мональди

Пока Робледа, переступивший все же порог комнаты, излагал все эти догматические соображения присутствующим, я бросился к ящику, в котором Пеллегрино хранил акты, регулирующие деятельность содержателей постоялых дворов и кабатчиков, и пробежал его глазами: иезуит не солгал.

Тогда слово взял Кристофано и заявил, что все правила, столь верно изложенные отцом Робледой, должны быть неукоснительно соблюдены, поскольку речь идет о следовании церковным уложениям и отлучении от церкви, а посему следует незамедлительно дать знать здешнему приходскому священнику, что обнаружен еще один случай внушающего опасение заболевания, после чего поставить в известность братьев милосердия из общины Сан-Сальваторе-ин-Лауро, что при Каплице, а также что никакое отстранение от правил в данном случае недопустимо. Мало того, по мнению Кристофано, в чьих больших черных глазах промелькнула молния, дело принимало такой оборот, что всем нам не мешает собрать свои пожитки и быть готовыми к переезду в лазарет, поскольку подобное обращение не останется без последствий.

При этих словах с отцом Робледой, до того безразлично цедившим сквозь зубы свои высокоученые ответы на наши вопросы непосвященных, что-то произошло: он встрепенулся.

Мы все, как по команде, обернулись к нему.

Черные глазки, прикрытые веками и словно приклеенные к его тонкому хрящевидному свисающему носу, по-прежнему разглядывали пол. Казалось, смотри он на всех нас постоянно, его драгоценные, дотоле не исчерпанные внутренние силы, которые он так безрассудно тратил на то, чтобы выпутаться из сложившейся ситуации, окончательно иссякнут. Он вырвал у меня из рук положение магистратуры.

– Вестимо, – произнес он, зажав губы указательным и большим пальцами и выпятив обтянутый черной сутаной живот. – Здесь не предусмотрены крайние случаи, когда приходской священник отсутствует, опаздывает либо не имеет доступа к больному. В таких случаях любой священнослужитель может совершить последнее таинство.

Кристофано справедливо заметил, что ничего подобного пока не произошло.

– Но этого можно ожидать, – возразил иезуит, театрально раскинув руки в стороны. – Если мы обратимся к братьям милосердия, они всех нас отправят в лазарет, даже не приблизившись к больному из страха перед чумой. Кроме того, непременное присутствие приходского священника – это церковное, а не божеское установление! И потому мой долг бе-зо-тла-га-тель-но велит мне помазать агонизирующую овцу елеем, освобождающим от греха и позволяющим душе с большим мужеством взглянуть в лицо последним страданиям…

– Но у вас нет освященного епископом елея! – ужаснулся я.

– Греческая церковь вообще обходится без оного, – самонадеянно отвечал он и велел подать ему оливковое масло и палочку, которую, согласно предписанию святого Иакова, следовало освятить.

Чуть погодя он поместился в изголовье мэтра Пеллегрино и, не успели мы и глазом моргнуть, свершил таинство: опустил палочку в масло и, стараясь как можно дальше держаться от умирающего, коснулся ею его уха, наскоро пробормотав простое и краткое: Indulgeat tibi Deus quidquid peccasti per sensus [33], отличающееся от отходной, к которой мы все привыкли.

– В 1588 году Лувенский университет одобрил следующий порядок: в случае возникновения чумы священнику позволено совершать елеосвящение с помощью палочки, а не указательного пальца, – тут же нашелся он перед лицом озадаченно взирающих на него присутствующих. – К тому же многие богословы считают, что нет необходимости мазать рот, ноздри, глаза, уши, руки и ноги больного, произнося при этом всякий раз каноническое Per istas sanctas unctiones, et suam piisimam misericordiam indulgeat tibi Deus quidquid per visum, auditum, odoratum, gustum, tactum, deliquisti [34], и что достаточно лишь быстрого касания до одного из органов чувств и краткой молитвы, подходящей ко всем случаям жизни, той, которую вы только что слышали. Это столь же действенно. – С этими словами он поспешил удалиться, только мы его и видели.

Дождавшись, пока все разойдутся, я бросился вслед за отцом Робледой и настиг его уже на пороге его комнаты.

Запыхавшись, я без обиняков заявил ему, что меня гложет страх за душу моего благодетеля и что я не уверен, исцелит ли растительное масло душевную немощь Пеллегрино, даст ли ему благодать, избавит ли от риска угодить в Ад? Как и где должно исповедаться перед смертью? Что, если он не придет в сознание до самого перехода в мир иной?

– О! Не стоит так волноваться, если он не придет в сознание, чтобы исповедаться перед Господом в своих прегрешениях перед Ним накануне кончины, это не будет считаться его виной, – авторитетно заявил Робледа.

– Знаю, но помимо отпустительных грехов, есть ведь еще и смертные…

– А что, разве твой хозяин совершил серьезный грех, о котором ты знаешь? – забеспокоился вдруг иезуит.

– Насколько мне известно, он не позволял себе ничего, кроме известных излишеств и обильных возлияний.

– Как бы то ни было, даже если предположить, что он посягнул на чужую жизнь, – тут Робледа осенил себя крестным знамением, – в этом нет ничего страшного.

И пояснил, что, наделенные особым призванием к свершению таинства исповеди, отцы-иезуиты давно уже исследовали вопрос о грехе и прощении:

– Иные проступки приводят к душевной гибели, и таких большинство. Иные дозволены, отчасти, – промолвил он, потупив взор. – Но есть и такие, что не возбраняются, разумеется, в исключительных случаях. Смотря по обстоятельствам. Уверяю тебя, духовнику всегда нелегко дается решение.

Тут было где разгуляться казуистике; по его мнению, следовало подходить к каждому случаю с большой осторожностью. Можно ли, к примеру, отпустить грех сыну, защищающемуся от отца и поднявшему на него руку? Или тому, кто расправился со свидетелем, чтобы избежать несправедливого приговора? Или женщине, прикончившей мужа, намеревавшегося сделать то же самое? Имеет ли право человек благородного рода-звания наказать того, кто нанес ему оскорбление, и тем защитить свою честь (то есть то, что является для него самым важным), дабы она не пошатнулась в глазах равных ему? Грешит ли солдат, стреляющий в невинного по приказу сверху? Или вот еще: имеет ли женщина право торговать своим телом, дабы спасти детей от голода?

– А всегда ли кража является грехом? – спросил я с мыслью о деликатесах, которыми были забиты коморы моего хозяина и, как я догадывался, доставшимися ему не совсем честным путем.

– Напротив. И тут необходимо примениться к отдельным, частным случаям, вникая как во внутренние, так и во внешние обстоятельства, при которых они имели место. Очевидно, что духовнику следует по-разному поступить в отношении богатого, обокравшего бедного; бедного, обокравшего богатого; богатого, обокравшего богатого; бедного, обокравшего бедного, и так далее.