Нет моей вины - Мира Айрон

рассчитывал на такое счастье. Был уверен, что она пошлёт его куда подальше, не стесняясь в выражениях. И будет права.

Пока Катя спускалась к выходу, Суворов успел закрыть свой кабинет и догнал её. Они вместе вышли из здания, миновали школьный двор и парковку, повернули за угол.

Когда они выходили из кафе через два часа, уже было совсем темно.

Это удивительно, но вечер удался! Они рассказывали друг другу обо всём, что случилось с ними за эти годы, об учёбе, о работе. Катя много говорила об Испании и о семье Лены, о рождении Серёжи. Артём рассказывал о Жанне и о том пути, который привёл его в школу.

Видимо, им действительно удалось заключить некий «худой мир» и стать даже кем-то вроде старых приятелей.

Так думала Катя, пока они шли в сторону парковки. Но Суворов неожиданно взял её за руку, и мысли сразу начали играть в чехарду.

— Катя! — он резко остановился и преградил ей дорогу, повернувшись к ней лицом. — Прости, Катя, но я не могу больше играть в старых друзей! Это сильнее меня!

В следующую секунду Катя почувствовала его горячие ладони на своих щеках, а перед глазами закружилась карусель из звёзд. Жизнь повернула вспять. Она видела перед собой потемневшее от страсти и желания лицо Артёма, его подрагивающие тёмные ресницы. Руки, против её воли, обхватили его за пояс, и она прижалась к нему изо всех сил.

Сейчас… только чуть-чуть. Она скоро оттолкнёт его, но так хочется снова это всё испытать! Ведь она была уверена, что больше никогда, никогда! Сейчас… Она запомнит это ощущение, чтобы вспоминать потом.

Катя вырвалась из его рук. Оба тяжело дышали, глядя друг на друга во все глаза.

— Катя, не убегай, выслушай. Совсем немного, — он схватил её ладони в свои, продолжил быстро и отчаянно. — Катя, меня не оставляет ощущение, что мы тогда, пятнадцать лет назад, расстались, не закончив разговор! Словно на половине фразы! Потому так тяжело, это ужасное чувство чего-то недосказанного, но очень важного…

— Неужели! — Катя сузила глаза, которые метали молнии. И без того яркие после поцелуев щёки вспыхнули ещё ярче. — А кто прервал разговор на половине фразы, не подскажешь, Суворов?! Точнее, даже и не дал мне толком заговорить?!

— Я, — он смотрел ей прямо в глаза. В его взгляде было отчаяние.

— Вот именно! — Катя не замечала, что говорила всё громче. И что держит Суворова за воротник полупальто, словно чуть встряхивая. — Ты, Суворов, ты! Ты не дал мне и слова сказать в свою защиту! Ты просто повернулся ко мне спиной, а потом и вовсе исчез за линией горизонта! И не вспоминал обо мне всё это время! А тут вдруг увидел и вспомнил о том, что мы не закончили разговор?! Да мы и не начинали его, Суворов! И не будем, ясно тебе?! Потому что я уже не хочу говорить с тобой, Суворов! Не хочу и не стану! Никто меня не заставит! Мне это не нужно! Мне без тебя уже оооочень давно намного лучше, чем с тобой!

— Катя, почти всё верно, кроме того, что я не вспоминал о тебе! — горячо возразил он, попытавшись вновь схватить её руки, но она не дала. — Мне не надо было вспоминать, я и не забывал никогда! Всё это время у меня было чувство, что я состою только из оболочки! А сам я остался здесь, в этом городе, в который долго не мог вернуться! Но я вернулся за самим собой…и за тобой, Катя! Я отчаянно надеялся, что увижу тебя хоть когда-нибудь, пусть и считал, что ты в Европе!

— Вернулся, и поздравляю! Но я здесь не причём. Кажется, так ты сказал однажды, — она словно потухла, заговорила тихо, щёки перестали пылать. — Я не стану продолжать разговор, Суворов! Отпусти меня и больше не преследуй. Не мешай мне спокойно жить!

— Уйти и не возвращаться? — тихо спросил он.

Его глаза тоже потухли, стали безжизненными.

— Да, — Катя твёрдо встретила его взгляд.

— Хорошо. Прости, — он начал поворачиваться и вдруг замер. — Один только вопрос, можно, Катя?

— Один можно.

Он посмотрел в её глаза, уже открыл было рот, но вдруг передумал. Легко махнул рукой и быстро пошёл к своей машине. Через несколько секунд его и след простыл, будто не было.

Катя положила руку на прохладную дверь своей машины.

— Ты когда-то будешь бороться за меня, а? Хоть капельку? — тихо и отчаянно проговорила она. — Или только я за тебя, горе моё?! Ему сказали: «Уходи», а он сразу лапки сложил и сдался! Спросить хотел…явно о ребёнке, но так и не спросил! Струсил!

Она распахнула двери машины, устроилась за рулём, пристегнулась, игнорируя слёзы. Она думала, у неё нет больше слёз! Думала, выплакала их все пятнадцать лет назад! Но они были, горячие и солёные, стекали по щекам и подбородку, капали. Не выдержав, Катя сложила руки на руле и уткнулась в них мокрым лицом. Плечи её вздрагивали всё сильнее.

Глава девятая

В пятницу Катя встала на полчаса раньше обычного и заказала билеты на самолёт. Она приняла решение.

У Лены неделю назад родился долгожданный внук, до этого были только две внучки, и Лена со Светой осаждали с тех пор Катю, настаивали, чтобы Катя и Серёжа прилетели знакомиться с новорождённым.

Катя отказывалась, обещая, что они с Серёжей прилетят в новогодние каникулы. Они же вернулись из Бильбао меньше месяца назад, и теперь лететь обратно? Опять школу пропускать? Да и накладно…

Но после вчерашнего ужина с Суворовым Катя вспомнила любимую фразу Лены о том, что смена обстановки — лучшая психотерапия. Нужна встряска, положительные эмоции, движение!

Они улетят сегодня поздно вечером, побудут в гостях чуть больше трёх дней, вернутся во вторник, а в среду Серёжа пойдёт в школу.

Она обрадовала Серёжу, когда он проснулся, и сын всю дорогу до школы бойко и радостно болтал. В школе, молясь, чтобы нигде не наткнуться на директора, Катя быстро оставила заявление у Татьяны Юрьевны. К счастью, обошлось! Суворов не попался навстречу.

В двенадцатом часу, закончив работу в лаборатории, Катя решила сходить перекусить в ближайшее кафе.

Она вышла из здания медицинского центра, когда её кто-то окликнул по фамилии. Катя даже не поняла, мужской или женский голос. Она остановилась, удивлённо озираясь, и заметила худого и какого-то замызганного мужичка, поднявшегося со скамейки навстречу ей. Язык даже не поворачивался назвать это видение мужчиной, настолько он был плюгавый и какой-то чёрный.

— Не узнаёшь? — усмехнулся он,