Анна, Ханна и Юханна - Мариан Фредрикссон

Ханна повиновалась, посмотрела на себя в зеркало, вспыхнула до корней волос, закрыла лицо руками и выбежала из комнаты.

Подавая мужу утренний кофе, она спросила:

— Как чувствует себя мама Эран?

— Как обычно, — ответил Йон, и это все, что было сказано о визите в Вермлан.

Спустя неделю заработала мельница, шум водопада стал тише. Деревянное колесо служило теперь как бы шлюзом плотины. Бруман был невероятно доволен и очень радовался, что у него остались деньги расплатиться с Августом и его сыновьями за выполненную работу.

Правда, Ханне он сказал, что это были последние деньги в их кошельке. Но Ханна ответила так, как он и ожидал:

— Ничего, мы это переживем.

Она была твердо уверена в своем богатстве. У нее есть крупа, погреб ломится от картошки и брюквы, варенья из брусники и морошки. Куры исправно неслись, а двоюродная сестра подарила ей свинью. В чулане стояло масло, а на чердаке каждую неделю исправно булькал самогонный аппарат. Муки у них всегда будет в избытке — не может же не быть хлеба в доме мельника!

Была еще и рыба. Йон Бруман был великий искусник, и многие его навыки удивляли людей долины. Вся округа говорила о его невероятном умении ловить рыбу в озерах. Мало у кого в деревне были лодки, и даже за голодные годы они так и не привыкли есть рыбу. Вскоре по приезде Бруман раздобыл где-то плоскодонку и с тех пор каждый вечер ставил в озере вентерь.

Из рыбных блюд Ханна за всю свою короткую жизнь ела только селедку, поэтому у нее вначале были трудности с щуками, окунями и сигами. Но она поверила Йону, убеждавшему ее, что озерная рыба — очень полезная еда, и скоро привыкла и готовить, и есть рыбу.

Каждый день Ханны был с утра до вечера заполнен работой. Раньше она не знала, что крестьяне, ожидая конца помола, охотно пьют кофе, да и от хлеба или булочки не отказываются.

— Это прямо какая-то гостиница, — говорила Ханна матери. Но она радовалась людям, с которыми было так приятно поговорить, пошутить и посмеяться.

Наступила зима, выпал снег, и на мельницу зачастили другие гости. Как обычно, зимой к домам потянулись нищие. Они стояли у дверей кухни и молча смотрели в окно почерневшими от напряжения глазами. Особенно тяжело было смотреть на детей. Сердце Ханны не выдерживало. Она пекла и давала нищим хлеб и снова пекла.

— Я не виновата, они сами идут, — говорила она Йону, который в ответ молчал и понимающе кивал. Но чем больше Ханна пекла, тем дальше распространялась молва, и поток нищих не скудел, а, наоборот, нарастал день ото дня.

— Тебе же очень тяжело, — говорил Йон, видя, как жена каждый вечер оттирает пол, стол и скамьи на кухне. Ханна не только боялась блох и вшей, она искренне верила, что в грязи, оставленной нищими, гнездятся страшные болезни. Бруман посмеивался, но ничего не говорил, понимая, что не сможет одолеть эти ее суеверия.

Самым трудным для Ханны в ту первую зиму, которую она прожила с Бруманом как жена мельника, было видеть, как тяжело он работает и как сильно устает. От усталости и мучной пыли он стал кашлять, так часто и сильно, что порой своим кашлем будил ее по ночам.

— Эта работа замучает вас до смерти, — сказала как-то Ханна мужу.

Самое ужасное — это тяжелые мешки, которые приходилось таскать на верхний этаж мельницы. Она стала помогать Йону и носить мешки. Бруман страшно смутился и сказал: «Чем больше ты мне помогаешь, тем хуже я себя чувствую». Тогда Ханна переговорила с матерью, и они вдвоем составили удачный план. На мельнице будет работать младший брат Ханны, который дома теперь был не нужен. Для своих четырнадцати лет это был здоровый, не по годам сильный парень. Расплачиваться с ним можно было мукой.

Ханне пришлось учиться женским хитростям. Как-то раз она как бы невзначай рассказала Йону, что родители страшно беспокоятся за Адольфа, который стал пропадать по ночам и, вообще, бьет баклуши. Одновременно Майя-Лиза — так же невзначай — намекнула Августу, что им не хватит муки на зиму.

— Это будет неплохой повод, — сказала мать.

Августу идея понравилась, и он отправился к Бруману спросить, не разрешит ли он поработать у него Адольфу. Расплатиться с ним можно мукой — по договору. Спать в кухне, как батраку, ему не обязательно, так как Ханна хорошо устроит его и на чердаке.

Работы у Брумана теперь поубавилось, но нехороший кашель продолжал донимать его, что немало тревожило Ханну.

Были заботы и с мукой. Крестьяне расплачивались с Бруманом по старинке — по два ведра муки с бочки зерна. Но потом муку приходилось везти за тридевять земель, до границы округа в ближайший населенный пункт, и там менять на кофе, соль и сахар, а также и продавать за деньги. Когда озеро замерзло, Ханна вызвалась возить в лавку Альвара Альварссона тяжелые сани. Обратно она возвращалась с необходимыми товарами и наличными деньгами.

Бруман стыдился этого — таскать тяжелые сани было трудно женщине, пусть даже такой молодой и сильной. Но он был рад, что мог теперь платить ее брату риксдалер в месяц, да еще давать муку по уговору. Каждый день Бруман ждал вестей из Вермлана относительно лошади, но писем пока не было, а Ханна даже считала, что это неплохо. Не хватало им зимой еще возиться с лошадью.

После рождественской заутрени они отправились завтракать к Майе-Лизе и Августу. Ели праздничную жареную свинину и кашу. Кофе варила Ханна, потому что Майя-Лиза задержалась на час, чтобы возложить веночки на могилы детей. Йон Бруман пошел с ней, и, может быть, такое проявление дружеских чувств заставило ее впервые заговорить о своих дорогих покойниках. Когда они возвращались домой — а путь был неблизкий, — Майя-Лиза сказала:

— Это так тяжело, ведь я их очень любила. Намного больше тех, которых родила потом и смогла сохранить. Андерс и Юхан были погодки, можно сказать — близнецы. Они были такие веселые, такие живые. А Элин умерла очень маленькой, я даже не успела ее как следует узнать. Зачем было рождаться, чтобы умереть в колыбельке?

Она плакала, вытирая слезы красивым передником. Бруман ласково погладил ее по спине.

— Хуже всего было с Марией. Как я ее упустила? Какая она была умничка, какая красивая и внутренне, и внешне. — Она высморкалась в кулак и стряхнула сопли в снег. — Я никогда никому не говорила, но теперь это просто само лезет из меня. Когда через год после Ханны родилась Астрид, она… Ну, мне показалось, что вернулась Мария. Это, конечно, полная глупость. Но я верю — они так похожи, и обликом и поведением.

Они добрались наконец до дома, и Майя-Лиза пошла к рукомойнику умыться, а Бруман сел за праздничный стол в тепле дома. Йону надо было выпить, и Ханна, не говоря ни слова, налила ему полный бокал водки.

Однажды в субботу, ранней весной, когда снег уже тает, но по ночам держатся морозы, Йон Бруман, придя домой, сказал жене, что Рикарда, сына Иоэля, случайно застрелили во время охоты на медведя в Трэсиле.

— Так что теперь отец Рагнара мертв, — сказал Йон.