Лед и вода, вода и лед - Майгулль Аксельссон

— Конечно. На целых две минуты. Только что-то не заметно!

— Ты противная!

— А ты завидуешь!

— Пф! Чему это?

— Сама знаешь, — сказала Элси и вышла в переднюю с лифчиком в руке, чтобы сунуть его в комод.

Остальная квартира была тоже очень маленькая. Ничего никуда не влезало. Слишком громоздкая мебель съедала и без того небольшое полезное пространство, а свет из огромных окон безжалостно обнажал все ее дефекты. В большой спальне двуспальная кровать стояла впритык к поцарапанному письменному столу Лидии, покрывало вдруг выцвело, оборки на нем оборвались во многих местах. В гостиной обеденный стол почти упирался в потертый плюшевый диван, а в передней приходилось втягивать живот, протискиваясь между книжным шкафом и комодом восемнадцатого века, который достался Эрнсту в наследство. Никакой ванной не было. Желаешь мыться — бери полотенце под мышку и отправляйся в подвал в маленький закут, один на всех квартиросъемщиков. Их в принципе было немного, в доме жили всего три семьи. Плюс две медсестры в мансарде, каждая в своей комнатушке с мини-кухней. В первый же вечер Лидия заставила девочек совершить вместе с ней краткий ознакомительный тур — они звонили в квартиру за квартирой, протягивали руки и вежливо приседали, а сама Лидия стояла сзади, склонив голову набок и излучая благожелательность. Благожелательности у нее резко поубавилось, когда по возвращении в квартиру она услышала, как девочки хихикают над выговором соседей. Не сметь так себя вести! Прекратить раз и навсегда!

Телефон им провели только три недели спустя, и едва его поставили, как Лидия позвонила Эрнсту в Уруп. Потом он попросил дать ему поговорить с девочками, они стояли голова к голове и слушали его краткую хвалебную речь, посвященную Ландскроне. Им конечно же там будет хорошо! Ландскрона ведь так похожа на Гётеборг, она вообще Гётеборг в миниатюре, есть и судоверфь, и это яркое атлантическое освещение, и море тоже рядом.

Инес и Элси такого сходства не видели. Взять хотя бы мужчин. Мужчины в Гётеборге — это дамские парикмахеры и портные, профессора и изобретатели, художники и артисты… На любой вкус. А в Ландскроне, кажется, нет такого мужчины, который бы не работал на верфи. Утром по гудку улицы заполнялись докерами на велосипедах — сотни или тысячи мужчин в синем, с картонными коробками для бутербродов на багажнике въезжали на территорию верфи и исчезали там, оставляя город на женщин, а с вечерним гудком устремлялись обратно, словно гигантский косяк рыбы. В Гётеборге такого не бывает, верфи там, конечно, есть, и даже гораздо больше, чем судоверфь в Ландскроне, но они не поглощают все мужское население. А тут казалось, что весь город — заложник судоверфи. Кроме того, в Гётеборге нет дачных участков прямо в городской черте. А в Ландскроне есть, с домиками-скворечниками, клумбочками и огородами, всего в нескольких сотнях метров от площади, считающейся центром города. Очень странно. А море? Разве сравнишь Эресунн с настоящим морем, таким, как, скажем, Северное море у Гётеборга? Нет, конечно. Тут ведь Дания рядом. К тому же оно тут слишком мелкое, с песчаным берегом, и пахнет гниющими водорослями. А вот в Гётеборге…

Все вокруг стало иным, а девочки были все еще слишком маленькими, чтобы понять — так оно и останется навсегда и всегда будет таким, что бы ни случилось. Они продолжали мечтать о том, что вчера еще было обыденностью, как другие мечтают о выигрыше в лотерею или любви с первого взгляда. В любой день все вдруг может стать как было. Папа поправится, и они тут же переедут обратно в Гётеборг, в их большую квартиру. Представляешь, как станут смеяться одноклассники, когда им изобразишь, как эти местные тут прямо захлебываются в своих гласных!

— Все, — однажды сказала Лидия. — Хватит с меня. Не желаю больше слышать вашего нытья. Пошли вон обе!

Инес осеклась на полуслове, Элси сидела, разинув рот. Лидия, которая никогда в жизни не… Но Лидия уже встала из-за письменного стола, за которым просиживала дни напролет, готовясь к началу учебного года, и теперь стояла перед ними, уперев руки в боки, как какая-нибудь баба-поломойка, и орала:

— Я кому сказала? Вон! Убирайтесь!

Так появилась привычка — удирать, как только Лидия усаживалась за письменный стол, и спустя неделю они поняли — это освобождение. Каждый день, управившись с утренними домашними делами, Инес и Элси торопливо бормотали «пока!» и уходили. Они шли рядом, пока их было видно из окна спальни. А потом коротко кивали друг другу и расставались. Они ни о чем не разговаривали, им было не о чем говорить. Все и так ясно. Им нужно отдохнуть друг от друга.

Инес обычно брела в сторону парка Свандаммен с книгой и шерстяным пледом под мышкой; она нашла место под старой ивой, где можно спрятаться от мира. Словно закрыться в птичьей клетке, волшебной клетке, которая позволяет ей видеть людей, проходящих по другую сторону поникших веток, но делает ее саму невидимой для них. Иногда она забывала про книгу и погружалась в мечты. А что, если кто-нибудь — парень, который скоро пойдет в первый или второй класс гимназии — как-нибудь заглянет за ивовую завесу и обнаружит ее…

Впрочем, этот парень так и не пришел. Он отправился другой дорогой и вместо нее нашел ее сестру.

Инес моргнула. Разговор, похоже, закончился. Бьёрн стоял улыбаясь в дверях.

— А мы с мамой в Лондоне увидимся!

Инес тщательно выкрутила тряпку, чего вообще-то не требовалось, и повесила на кран. Щеки были как каменные, когда она улыбнулась в ответ:

— Правда? Вот здорово!

— Позвоню Карлу-Эрику, пусть закажет ей номер в нашем отеле.

— Как хорошо! Вы ведь давно не виделись.

— Да. Она понятия не имела, что…

— Нет, естественно. А что, она обрадовалась?

— Само собой. Правда, насчет школы немножко волнуется.

— Ну да. Правда, сама-то до выпускных так и не доучилась.

— Ага. А я сказал, что теперь есть гимназии для взрослых.

— Она что, не знала?

Неправильная реплика. Бьёрн уловил в ней критику.

— А откуда она могла это знать?

Инес снова попыталась улыбнуться:

— Я просто хотела сказать…

— Ладно, — сказал Бьёрн и отвернулся. — Я выйду на минутку. Пойду подышу.

Инес продолжала стоять, опираясь на стол возле мойки, внезапно оцепенев, не в силах пошевельнуться. Сумела только чуть повысить голос:

— А тебе разве можно? Разве ты уже можешь выйти из дому?

— Да, конечно, — ответил Бьёрн из холла. — Они все разошлись уже. Нет ни одной.

И он открыл наружную дверь и вышел.

Ингалиль, как условились, ждала на повороте на Мидхемсвэген, но повернулась спиной и пошла, едва увидела Сюсанну.

— Опаздываем, — крикнула она через плечо. — Уже двадцать пять минут.