Восемнадцать часов дурдома - Владислав Картавцев

* * *

– А время, между тем, спешит и льется, словно песня! Без десяти одиннадцать! – Андрей сладко зевнул и выглянул в зарешеченное окно. Оно выходило во внутренний двор и света почти не давало. Зато через него было отлично видно женский туалет с закрашенными суровой черной краской окнами, которые часто были приоткрыты – дамы любили атмосферу посвежее и поэтому постоянно проветривали помещение.

Вот и сегодня кто-то распахнул окна на распашку – по-видимому, не имея никакого понятия, что дам могут застать врасплох. Хотя доподлинно утверждать невозможно, дамское сознание – чистый сумрак, и просчету не поддается.

– Эх, стоило организовать здесь женскую баню! – Андрей сунул в зубы сигарету и выпустил в потолок столб дыма. Курить в «первичке» было строго-настрого запрещено, но он приноровился – главное, если тебя застукали, делать невинное лицо и все отрицать: «Снаружи занесло! Из женского туалета!» А насчет бани – это была его дежурная шутка номер четырнадцать.

Андрей посмотрел на свои желтые ногти и представил, как приходит в маникюрный салон и говорит: «Эй, boy! Ну-ка быстро сделай мне маникюр, да не простой, а как у этого – как его? Ага – метросексуала! Плачу два двугривенных, и смотри мне, чтоб без баловства!»

Ему вдруг стало дико смешно, и чтобы приступ смеха не напугал никого в коридоре (все-таки, учреждение серьезное, и смеяться всуе здесь считается дурным тоном) он быстро ухватил зубами длинный и грязный заусенец на большом пальце и резко рванул на себя.

– Вот так тебе! – заусенец оторвался с характерным треском, на пальце выступила кровь, и Андрей с удовольствием слизал ее, – ничто так не способствует просветлению разума, как конкретные действия!

Он затушил окурок о наружную кирпичную стену (для этого ему пришлось просунуть руку сквозь решетку) и уже собирался закрыть окно, как вдруг в туалет напротив вошла помощница доктора Парчевского.

Означенный Парчевский был та еще зануда. Когда в клинике случались общие пьянки (например, под Новый год или на 8 марта) доктор все время рассказывал одну и ту же историю: как он выяснил, что является прямым потомком того самого прощелыги, который в «Мастере и Маргарите» получил от Коровьева в подарок колоду десятирублевок на том самом знаменитом представлении в Варьете.

А поскольку любая (пусть даже самая интересная) история, если ее рассказать пару десятков раз, становится тошнотворной для слуха обывателей, то за Парчевским быстро закрепилось прозвище «зануда-покерщик», поскольку его родственник ведь не зря говорил, что: «Кабы не покер, то жизнь в Москве была бы совершенно несносна». И понятно, что многие добавляли к прозвищу сочные эпитеты, чтобы весомо подтвердить свое отношение к доктору.

Впрочем, как говорится, что – с ним детей крестить, что ли, с этим Парчевским? Помрет, никто и не вспомнит! Совсем другое дело его молоденькая ассистентка, которая появилась совсем недавно (и как он только выбил штатную единицу, сволочь!) и уже привлекала к себе пристальное внимание всего мужского коллектива больницы. Ассистентку звали Машенька, и последнее время в фантазиях Андрея ей стало уделяться все больше и больше места.

Андрей замер, как вкопанный. Он присел, потом отпрянул в сторону и скрылся за стенкой. Окна женского туалета располагались всего в каких-то десяти метрах от окон «первички», и все, что там творится, было прекрасно видно.

– Бинго! – Андрей быстро метнулся к столу, на котором лежал его рабочий портфель, и выудил из его разверзнутого чрева «кривое дуло» – загнутый под девяносто градусов раскладывающийся оптический прибор, который позволял наблюдать за всем происходящим из-за угла. Конечно, система зеркал сильно снижала качество изображения, зато можно спокойно наслаждаться зрелищем, не рискуя быть обнаруженным. Кто заподозрит в одинокой канализационной трубе, торчащей из окна, шпионское око, на другом конце которого – активная приемная система в виде подпрыгивающего от вожделения молодого (но уже опытного!) врача?

Андрей уверенными движениями (чувствовалась практика) развернул прибор в боевое положение, присел на корточки и выдвинулся к окну, где и зафиксировал его в заранее высверленных пазах на раме.

– Вот ты мне и попалась, цыпочка! – он прильнул к трубе и замер в неподвижности. По больнице ходили упорные слухи, что Машенька время от времени принимает в туалете легкий душ, причем, моется из раковины, щедро поливая пол водой. Вследствие чего у нее постоянно возникают конфликты с уборщицей бабой Клавой.

Машенька выдавила жидкое мыло из дозатора-податчика, открыла кран в раковине и стала тщательно мыть руки. Вдруг она оглянулась и громко ойкнула – даже Андрей услышал. Несколько долгих секунд Машенька с напряженным лицом разглядывала помещение «первички» – убедилась, что там никого нет, и расслабилась. Андрей молча усмехнулся – девушка была перед ним, как на ладони, но сам он при этом оставался человеком-невидимкой, скрытым за подоконником.

– Раздевайся, золотко, раздевайся! – он облизал губы и отстранился от подзорной трубы – немного проморгаться. Все-таки, нелегкая это работа – наблюдать из-за угла: требует сосредоточенности и выдержки! – Я сюда не на твои руки смотреть пришел, а на попу в кружевных трусиках!

Машенька не торопилась. Она тщательно вытерлась бумажными салфетками и принялась разглядывать себя в зеркале. Её лицо изменилось – Андрей успел заметить полную гамму эмоций, обозначающих недовольство. Маша снова открыла кран, наклонилась, извернулась, оказавшись лицом над самым срезом раковины, и принялась одной рукой застирывать что-то на халате.

– Пятно! – Андрей взвыл, приходя в мгновенное возбуждение, – сейчас у нее ничего не получится, и она снимет халатик!

Он инстинктивно дернулся и неожиданно почувствовал, что у него сводит правую ногу. От долгого неудобного сидения на корточках мышцы онемели и сдали в самый неподходящий момент.

– Курва боска! – Андрей выпустил из рук трубу и с глухим стуком упал задницей на пол, в последний момент попытавшись самортизировать руками, чтобы не расшибить себе голову и не повредить спину. И все бы обошлось, если бы не одно но! Согласно тривиальным законам физики, сверху на него немедленно с характерным железным лязгом рухнул хитрый оптический прибор – угодив одним концом точно между ног.

Андрей громко вскрикнул, не в силах сдержаться, ухватился рукой за поврежденную часть тела и покатился по полу, вспоминая в голос всех святых угодников, а заодно и не угодников – и не святых. Пронзительна я боль мгновенно вытеснила все мысли из головы – кроме одной: «Все, каюк тебе, Андрей Изольдович! Вот и остался ты без наследства!»

Через пару минут внизу живота немного отпустило, и Андрей медленно, стоная и боясь прикоснуться к тому самому месту, поднялся на ноги. В поле зрения попалась окаянная подзорная труба, и он с силой пнул по ней, произведя оглушительный грохот – прибор ударился о ножку железного стола, и ножка зазвенела подобно натянутой адской тетиве непосредственно над ямой с углями, перед которой выстроились подготовленные к публичной казни престарелые прелюбодеи.