Порция красивого яда - Келси Клейтон

— Лейкин, — вздыхает она, с облегчением и удивлением глядя на меня.

Я прижимаю кулак ко рту и качаю головой, чувствуя все эмоции. — Мне очень жаль. Мне очень, очень жаль.

У его матери есть все основания ненавидеть меня. Черт, да я сама себя ненавижу. Но она раскрывает свои хрупкие руки и приглашает меня войти. Я бросаюсь к ней, крепко обнимаю ее и плачу, как ребенок. Последние два года я изо всех сил старалась держаться, но даже не подозревала, как легко мне это давалось. Тем временем она была здесь, боролась за свою жизнь, а Хейс вынужден был наблюдать, как она проигрывает эту борьбу.

Я, черт возьми, хуже всех.

— Шшш, — спокойно говорит она, проводя пальцами по моим волосам, как будто это я умираю, а не она. — Ты в порядке. С тобой все в порядке.

Я отстраняюсь и вытираю слезы рукавом. — Кэм рассказал мне новости. Я понятия не имела.

Она пожимает плечами. — А как ты могла? Никто не знал, как с тобой связаться.

В ее словах есть скрытая резкость, но, честно говоря, она могла бы сейчас сказать гораздо хуже. — Я знаю. Мне очень жаль.

— Так ты сказала. Хейс знает, что ты вернулась? — Я киваю и смотрю на свои ноги. — Я так понимаю, он был не самым гостеприимным человеком.

Фыркнув, я покачал головой. — Нет, но я это заслужила.

Она вздохнула. — Его эмоции — это его личное дело, да, но никто не заслуживает жестокости. Вы молоды. Часть взросления — это совершение ошибок. Обычно они не такие серьезные, как вступление в брак, но все их совершают.

— Нет, — говорю я серьезно. — Замужество с Хейсом не было ошибкой. Я никогда не буду считать это ошибкой.

— Интересно. Тогда почему ты ушла?

Я никак не могу это объяснить. Не так, чтобы не рисковать ее мнением о сыне. Я бы предпочла, чтобы она возложила вину на меня. В конце концов, это моя вина.

— Это сложно, — отвечаю я. — Действительно сложно.

— Должно быть, если это заставило тебя оставить его после того, как я видела, как вы смотрели друг на друга, — говорит она.

Я грустно улыбаюсь. — Я все еще смотрю на него так. Думаю, что всегда буду.

— А ты не пробовала сказать ему об этом?

Да, конечно. — Для этого нужно, чтобы он вообще позволил мне что-то ему сказать. Он не хочет, чтобы я была здесь, и я не держу на него зла. Я знаю, что ранила его.

Она сморщила нос. — Я не хочу, чтобы тебе было хуже. Я действительно не хочу. Но «ранила» — это слишком мягко сказано, дорогая.

Я опускаю голову. — Ты поверишь мне, если я скажу, что все, что я делала, было только ради его блага?

На секунду наступает тишина, прежде чем она отвечает. — Как ни удивительно, но да. Я верю, что ты любишь его, Лейкин. Это никогда не вызывало у меня сомнений. Думаю, именно поэтому я была так потрясена, когда ты ушла так, как ушла.

— Люблю, — подтверждаю я. — Я люблю его. Я всегда буду его любить. Я имею в виду, что прошло уже около пяти лет. Не думаю, что я помню, каково это — не любить его.

— Забавно, как это работает, не правда ли?

Боже, я знала, что будет больно, но это похоже на удар паяльной лампой прямо в сердце. Или насыпать соль на раны, которые оставили на мне слова Хейса прошлой ночью. Я держу ее за руку и ненавижу то, что ее кожа на ощупь гораздо холоднее, чем моя.

— Я думала, что с ним все будет в порядке, — признаюсь я. — Но с ним не все в порядке.

Она поджимает губы. — Как он может быть в порядке? Он столько всего пережил за последние пару лет. Наверное, ему кажется, что удары не прекращаются. Но, несмотря на это, он был моей опорой во всем этом.

Это вызывает улыбку на моем лице. — Я не удивлена. Он готов на все ради тебя.

— Он тоже готов на все ради тебя, — говорит она мне.

Я качаю головой. — Уже нет. Было время, когда он был бы готов, но не после того, что я сделала. Он ясно дал это понять вчера вечером.

Ее брови на секунду приподнимаются, когда она осознает мои слова. — Он упрямый. Мы с тобой обе это знаем. Но он любит тебя. Ему просто больно. Ему было больно, когда ты ушла… Я никогда не видела его таким. Таким безутешным и сломленным. Такую любовь не пережить, что бы он ни говорил.

Я бы хотела ей верить. Очень бы хотелось. Так было бы намного легче. По крайней мере, до возвращения я могла бы дать волю своему воображению — представить, как он ловит меня, когда я бегу в его объятия. Я могла убедить себя, что он будет счастлив меня видеть и обрадуется, что я вернулась. Но то, как он смотрел на меня прошлой ночью, показалось мне таким холодным. Ненависть, горевшая в его глазах, заставила меня почувствовать, что я лично виновата во всех негативных событиях, которые когда-либо с кем-либо случались.

— Ты не против, если я спрошу, почему ты вернулась? — спросила она.

— Я услышала о его несчастном случае. Этот звонок вырвал мое сердце из груди и поджег его. Я не могла больше держаться от него подальше.

— А что теперь? Какие у тебя планы?

Этот вопрос я задаю себе с тех пор, как два дня назад, вместо того чтобы свернуть на шоссе, заехала на парковку мотеля. Какой-то голос внутри меня кричит, чтобы я уезжала. Что я не должна быть здесь и что я делаю только хуже для всех, кто мне дорог. И после утреннего разговора с Кэмом я думаю, что, наверное, будет лучше, если я уеду. Но какая-то часть меня все еще хочет остаться.

— Я не уверена, — честно говорю я ей. — То есть, я думаю, что мне следует уйти, но…

— Но ты хочешь остаться ради него, — заканчивает она за меня, и я киваю. — Знаешь, в последнее время ко мне часто приходит священник. Молится со мной и просто является хорошим другом. А на днях, когда я официально начала ходить в хоспис, он спросил меня, не боюсь ли я умереть.

Комок в моем горле увеличивается вдвое, когда я слышу, как она упоминает о неизбежном исходе всего этого. — А ты боишься?

— Нет, — говорит она с улыбкой. — Да, я молода, и,