Оторва: Страсть без запретов - Эдуард Снежин

— Вот оно что! Она у меня в первый раз и, знаешь, поразила.

— Да она всех поражает, красотка! — невежливо завели мы разговор в третьем лице о присутствующей даме.

— Красотка-то точно. Но здесь другая гносеология. Не в этом дело!

— В чем же? — решил я поддержать философские изыски Павла.

Я давно заметил, что физически ущербные люди, если не спиваются совсем, много рассуждают о жизни, о ее смысле и становятся от этого мудрыми.

— Она другая, чем эти! — обвел он рукой девушек, и те, наверно, возмутились бы, будь разговор не о Ларисе. Удивительное дело, ни разу не видел, чтобы кто-то из ее подруг пытался оспорить превосходство оторвы!

Подруги молчали, Лариса тоже, пиар работал на нее.

Павел выпил со мной с полстакана мадеры и, возбужденно жестикулируя, начал резать правду-матку:

— Кто эти? Эти блядво! Эти за стакан вина что хочешь сделают!

— Не обижай девчонок. А то не будут тебе делать, — сдержал его я.

— Эти? — опять повторил горбун. — Других найду! Да они не обидятся, привыкли ко мне. А твоя, твоя… богиня! — нашел он наконец слово.

Когда вышли из дома, Лариса с гордостью взглянула на Марину, потом на меня:

— Видишь, я богиня. Тебе повезло.

— А еще и ведьмочка, — щелкнул я ее по носику, весьма обрадованный тем, что нашел гулящую.

— Но божественная, — подвигала она плечами.

Что говорить, все млели от нее с первого раза, и у меня тоже не было ни сил, ни желания вырваться от ее гипноза, пусть все катится, как есть, лишь бы была рядом!

— Включи «Европу», — попросила Марина. Я включил. — А помнишь, Вадик, как мы пришли к тебе с Ларисой в первый раз? — спросила она. — Как мы танцевали с тобой? Пойдем?

Блондинка прижималась ко мне, мы болтали всякую чушь, Лариса ревниво смотрела на нас. Создавалась полная иллюзия, что продолжается тот первый день.

Я думал, что сейчас закончится музыка, я сяду за стол, рядом с Ларисой, она пододвинет мне записку, и там будет написано: «Я не шутила».

— Где записка? — спросил я у нее в шутку, когда сел.

— Вот.

Она на самом деле написала что-то на клочке бумаги. Я развернул его и прочитал: «Я тебя люблю. Я не шучу».

Не сговариваясь, мы устроили игру в дежавю. С того дня прошло только два месяца, а казалось, пролетела вечность.

— Нельзя дважды войти в одну и ту же реку, — изрек я известную мудрость.

— Лариса, вам с Вадиком надо пожениться, — зажглась Марина.

— Но я не получила еще такого предложения от него, — сказала девушка.

— А ты хочешь этого? — спросил я, как-то напряженно.

— Предложения?

— Считай, да.

— Я принимаю его.

Она протянула мне через стол руку, я взял ее в свою. Мы смотрели, не мигая, друг на друга, глаза Ларисы излучали теплую нежность, а мне казалось, что вот оно, вот оно — Откровение, вот она, моя мадонна… Время остановилось.

Марина радостно вскочила, сорвала со стенки копию картины Леонардо да Винчи и приказала:

— Встаньте на колени!

Мы, глупо и счастливо улыбаясь, не разомкнув рук, опустились перед ней.

— Благословляю вас, дети мои, — приложила блондинка картину к нашим лбам.

Обряд был шутовской, но я заметил слезы в глазах Ларисы.

Когда Марина ушла, мы легли, и наше соитие на этот раз было нежным и даже робким, мы боялись, что какое-нибудь неловкое движение или громкое слово разрушит состояние полного слияния душ.

Я проснулся посреди ночи.

Милая девушка спала рядом на спине, я долго смотрел на ее красивое спокойное лицо.

«Значит, решили, — думал я. — Отныне мы муж и жена».

Осторожно, чтобы не разбудить свою мадонну, я обнял ее горячее тело и прижался к нему.

Минут пять я лежал в состоянии полной прострации и блаженства. Моя душа обнимала и любила сейчас весь мир, всю Вселенную.

Я почувствовал, что вселенский разум соединился с моим, что я растворился в мириадах частиц единого поля смысла.

Тут я судорожно вздрогнул. Из этого поля вдруг повеяло жутким холодом, моя рука, обнимавшая любимое тело, вмиг похолодела, а волосы встали дыбом.

В мозгу отчетливо отпечаталась весть из будущего:

«Вам не быть вместе».

Приговор был ясным и окончательным. Он пришел из ноосферы, содержащей всю информацию о жизни прошлой, настоящей и будущей.

Нельзя передать словами ужас, который сковал меня, я не мог пошевелиться и, парализованный, незаметно забылся сном.

Никогда не говорил я Ларисе или кому-либо другому о роковом послании, обсуждать откровение с небес было выше моих сил.

Позвонила Людмила:

— Куда пропал? В гости в лабораторию не приходишь, а напрашивался.

— Слушай, мы снова с Ларисой.

— Да ну! Поздравляю, честно!

— Заходи сама.

— Ой, зайду! А можно не одна?

— С кем?

— С Герой.

— Стали большими друзьями?

— Замуж выхожу.

— Вот видишь, говорил: еще не вечер.

— А если сразу сейчас? У нас с Герой сегодня удачный эксперимент, придем с коньяком, обмоем.

— Конечно, какой вопрос!

Пара прискакала радостно возбужденная, и мы сели пить коньяк.

Гера уставился на Ларису взглядом, полным вожделения, хотя раньше я знал его как чокнутого, сдвинутого на работе и не обращавшего внимания на женщин.

Я шепотом поддразнил Людмилу:

— Ненадежный дружок у тебя!

Она расхохоталась и сказала, чтоб слышали все:

— Гера никуда от меня не денется! Я у него первая настоящая любовь!

Герман зарделся и смущенно улыбнулся. Собственно, у Людмилы было достаточно достоинств, чтобы удержать мужчину, я даже взгрустнул малость о потерянной женщине.

— Так с чем вас поздравить?

— Гера изобрел новый детектор волн, пусть сам расскажет.

— Ты знаешь, Вадим, чем мы занимаемся?

— Знаю, со слов Людмилы. Я только удивляюсь, как это с помощью кирлиана увидеть душу? Он же фиксирует излучение только первых двух полевых оболочек: физической и эмоциональной, а душа начинается с третьей, ментальной оболочки и дальше.

— А я знаю, что у ауры семь слоев, как семь цветов радуги, — вступила в разговор Лариса. — У нас в колледже учат психологию по-современному.