Наследник - Юрий Борисович Андреев

class="p1">Проболтавшись с полчаса, он вознамерился вернуться, и встретил обеих дам, выходящих под руку.

— Мы обо всём договорились, — сообщила Тома. — Скоро у иностранцев рождество, а в институте как раз зачётная сессия. Потом экзамены, то да сё, в зимние каникулы я хотела отъехать подлечиться. Лена на это время меня в офисе заменит, а в феврале решим, как будем дальше…

Выдохнув с облегчением, Женька отправился греть «четвёрку». По дороге дамы оживлённо щебетали, обсуждая предстоящие новогодние праздники. Плесков напряженно глядел на дорогу, следя за всё усиливающейся позёмкой. «Странно, — вдруг подумалось ему. — В наши времена другие семьи небольшой челночный бизнес заимеют и счастливы. Только и разговоров, где подешевле купить товар, да сколько место на рынке стоит. Мужчина во главе, женщина финансами заведует, дети на подхвате. Может, Алевтина в своё время не по Сеньке шапку ухватила. Ей нужен мужик проще и понятнее»…

На обратном пути Лена попросила остановить у сверкающего большого гастронома. Выскочив на минутку, она вернулась с тортом «Трюфель», бутылкой шампанского и большой шоколадкой:

— Кажется, уже сто лет не пробовала ни того, ни другого. Давай сегодня маленький праздник устроим для двоих…

За столом она отпила глоток, отломила несколько долек от плитки и опустила их в бокал. Глядя, как коричневые квадратики седеют, покрываясь пузырьками газа, и всплывают на поверхность, Лена вдруг спросила:

— Помнишь, что постоянно выкрикивал попугай из «Острова сокровищ»? — занятый своими мыслями, Женька недоумённо уставился на дочь. — «Пиастры, пиастры, пиастры», … Пап, ты не думай, я не только ради денег согласилась. Раз уж так вышло, я вам всем помочь хочу.

— Каким образом? — поинтересовался Плесков.

— Мама с бабушкой везде только козни видят. А я постараюсь им объяснить, что Тома — самая обычная женщина, уже достаточно пожилая, с квартирой, и ничего ей от тебя не нужно. Дальше вам самим решать…

— У тебя шоколадки всплыли, — чтоб уйти от неприятной темы, указал Женька.

— Значит, я счастливая буду. Чем больше долек всплывёт, тем больше счастья…

— Знать бы заранее, в чём оно, — вздохнул отец.

XIII

В тот самый день, когда Павлик вернулся из кратковременного вынужденного заточения, Юлька вернулась очень поздно и слегка навеселе. Наутро она встала, как ни в чём не бывало, и помчалась на репетицию. Ожидавший тяжёлого разговора с последствиями, Павлик недоумённо посмотрел ей вслед: «Маленькая балеринка, чуть расслабилась и забыла… Интересно, её больше испугало, что из Большого уволят, или то, что я в кутузку попал? А впрочем, какая теперь разница, — мелькнула вялая мысль. — Сам кругом виноват, и пытаюсь хоть какое-то оправдание отыскать, перекладывая с больной головы на здоровую. Лучше сделать вид, что ничего не произошло, и держаться. Само потихоньку образуется»…Собственно, другого ничего и не оставалось.

После инцидента Павлика периодически беспокоили, но всякий раз встречи с куратором в последний момент отменялись. Постепенно он перестал инстинктивно вздрагивать при каждом телефонном звонке. «Я — мелкая сошка, — успокаивал себя Павлик, чтобы как-то объяснить затянувшееся молчание. — Поняли, наконец, и решили оставить в покое»…

В год перед Московской олимпиадой оркестр серьёзно изменил программу, введя, в ожидании приезда зарубежных гостей, много новых, джазовых номеров. Предполагалось с полгодика обкатать её по провинции, а уже потом предъявить на суд московской публике.

Звонок с предложением немедленно встретиться за Новокузнецким метро раздался неожиданно, за день до гастролей. Стоял майский вечер, и в воздухе вместе запахом сирени витала прохлада.

— Павел, — без излишних церемоний начал куратор, — все эти годы мы вас не теребили по пустякам, берегли, так сказать, ваш семейный покой, но пришло время отдавать долги. Только, пожалуйста, не беспокойтесь и не перебивайте. Ничего, идущего в разрез с вашими моральными принципами я предлагать не стану. Должен заметить, что большинство людей искусства — экспрессивны и неустойчивы. Наслушаются неумеренных похвал от всяких поклонников, вообразят себя Бог невесть кем, и при первом же вояже на Запад просят политического убежища. Там вокруг каждого мало-мальски известного имени тут же поднимается шумиха, плетут небылицы: то, да сё. А в результате — разбитые судьбы, брошенные дети. О таких случаях мы практически каждый день читаем в нашей прессе.…Конечно, всем подобным случаям мы не в силах противостоять: общественное мнение за рубежом не на нашей стороне, — он повернул голову и в первый раз внимательно посмотрел на собеседника. — Но от лишних сюрпризов должны быть застрахованы.

— Что требуется от меня? — облизнув пересохшие губы, спросил Павлик.

— Ничего особенного. Посидите в компаниях. Приглядитесь к вашим коллегам повнимательнее, послушайте, кто и о чём говорит, особенно, когда подопьёт. На гастролях люди более открыты, что ли. А после поездки встретимся, и вы представите подробный отчёт. Договорились? — Ну, не прощаюсь, — и куратор свернул в переулок.

«Вот и дождался на свою голову», — обречённо подумал Павлик и побрёл домой.

На гастролях он первый же концерт отыграл из рук вон плохо. За ним последовал второй, после которого мэтр не выдержал и вызвал его на ковёр.

— Заболели? Или крышу снесло, и никак в себя не придёте? — жестко спросил он.

Павлик, понурившись, молчал.

— Мне надо поговорить с вами с глазу на глаз, — наконец, выдавил он из себя через силу.

Мэтр запер дверь номера на ключ и жестом указал на стул напротив. По-мальчишески сбивчиво, Павлик рассказал ему обо всём.

Мэтр долго молчал, уставясь в стол, потом неожиданно спросил:

— А почему вы сразу не послали их ко всем чертям? Ведь эта сошка вас просто запугивала.

— Побоялся, что они жену заставят некую черту переступить, а этого я бы себе никогда не простил.

— Под чертой понимается супружеская верность? — грустно усмехнулся мэтр. — Прямо толстовщина какая-то.…Давайте, поступим следующим образом. Доктор выпишет справку: скажем, у вас воспалились связки, ну, и всё такое. Приехав домой, сразу возьмите бюллетень. Разумеется, в ближайшем будущем ни о каких гастролях не может быть и речи. Это в ваших же интересах. Отдохнёте до осени, а после Олимпиады посмотрим. Дальше меня этот разговор не пойдёт, и вам распространяться не советую, — он встал и отечески, потрепал Павлика по плечу. — Не переживайте, в жизни артиста всякое случается…

Куратор Павлику не поверил и направил на медицинский осмотр. К удивлению, связки действительно оказались сильно воспалены и нуждались в длительном лечении. Сказалась нагрузка последних лет.

— Эх вы, слюнтяй, — с досадой заметил куратор, читая медицинское заключение. — Скажите честно: сдрейфили в очередной раз. А могли бы по заграницам с гастролями кататься, — внезапно он повернулся к Павлику и окинул подозрительным взглядом. — Вы о нашем разговоре никому не говорили?

Павлик отрицательно помотал головой:

— Клянусь!

— Даже вашему руководству?

— Мы не в настолько близких отношениях, чтобы мне поверили на слово, — раздражённо ответил