После хорошей войны - Марк Семёнович Солонин

сапоги другого и жалобно завывал: «Я ни в чем не виноват! Позовите товарища Сталина! Я все ему объясню...» Обхохочешься, правда?

А летом 1940 года, после аннексии Северной Буковины, был составлен пространный, многостраничный документ, в котором с указанием точного количества часов карманных и наручных, «шапок и пальто меховых» (новые - отдельно, б/у - отдельно) было перечислено то, что может взять с собой немецкая семья, которой великодушно разрешали оставить созданные трудом многих поколений дом и хозяйство и покинуть пределы СССР. Не был забыт и табак, который в Буковине выращивался как товарная культура. На одну семью разрешалось взять с собой не более 20 кг. Зачем, для какой надобности потребовалось отбирать у немецких крестьян мешок табака? Неужели для набивания знаменитой трубки товарища Сталина понадобился деревенский самосад? Задумался ли кто-то над тем, какое впечатление это заурядное «совковое» жлобство могло произвести на Гитлера?

В какой-то момент осени 40-го года количество перешло в качество, и Гитлер наконец понял, что на Востоке у него нет союзника. И никогда не было. Гитлеру незачем было говорить Молотову о том, что «Германия не на жизнь, а на смерть вовлечена в борьбу», - ничего, кроме хамских шуток и резкого повышения «цены» невмешательства Москвы в европейскую войну, эти горестные признания не вызывали. Победить же в борьбе против англо-американской коалиции Германия могла только в союзе с СССР. И когда до Гитлера дошло, что кремлевский вымогатель поддерживает его как веревка поддерживает повешенного, весь спектр возможностей свелся лишь к двум решениям: попытаться захватить ресурсы СССР силой или застрелиться.

Что Гитлер и сделал: сначала попытался, а затем застрелился. Очень жаль, что не в обратной последовательности.

«После хорошей войны...»

Летом 1939 года Гитлер готов был дорого заплатить всего лишь за невмешательство Сталина в его дела. 1 сентября 1939 года началась Вторая мировая война - самая кровавая, жестокая, разрушительная война в истории человечества. Десятки миллионов людей были убиты и искалечены, десятки миллионов лишились семьи, имущества и надежды на будущее, разрушены драгоценные памятники материальной культуры, созидавшиеся трудом многих поколений.

Неизбежно возникает вопрос: кто виноват? Изначально подозреваемых было двое. Один из них уже давным-давно потерял статус подозреваемого, превратившись в проклятого всем миром преступника. В некоторых странах публично выраженное сомнение в виновности Гитлера и его приспешников может стать основанием для административного или даже уголовного наказания.

Второй подозреваемый и ныне «живее всех живых». Его никто и никогда не судил, его действия в момент развязывания Второй мировой войны так и не стали предметом уголовного или хотя бы парламентского расследования. Нынешнее Российское государство упрямо хранит секреты Сталина от разглашения и изучения. Его останки захоронены в самом сердце России, у Кремлевской стены, и каждый год к бюсту Сталина депутаты Госдумы РФ возлагают цветы.

Отнюдь не дерзая заменить этой статьей полномасштабное расследование, напомним читателям некоторые основополагающие факты. Обязательный минимум того, что должен знать каждый образованный человек.

«Удар политического землетрясения»

15 марта 1939 года в нарушение подписанных в Мюнхене соглашений Германия уничтожила Чехословакию (Чехия была оккупирована и превращена в «протекторат Богемия и Моравия», в номинально самостоятельной Словакии был приведен к власти марионеточный фашистский режим). Пощечина, которую получили англо-французские союзники, прозвучала очень звонко - все унижения, на которые они пошли в Мюнхене, оказались напрасны. «Европу потряс удар политического землетрясения» - так написал позднее в своих мемуарах посол СССР в Великобритании Иван Майский. Его германский коллега Герберт фон Дирксен, докладывая в Берлин, использовал практически те же выражения: «Вступление германских войск в Прагу подействовало на английскую общественность как гром среди ясного неба».

28 марта 1939 года войска франкистов вошли в Мадрид; продолжавшаяся без малого тысячу дней война закончилась трагической гибелью Испанской республики. В тот же день Германия в одностороннем порядке расторгла Пакт о ненападении с Польшей. 31 марта 1939 года Чемберлен заявил с трибуны парламента, что в случае германской агрессии против Польши «британское правительство придет ей на помощь всеми имеющимися в его распоряжении средствами». 13 апреля аналогичные гарантии были даны Румынии и Греции. В те же дни об официальных гарантиях военной помощи указанным странам заявила Франция.

Итак, Чемберлен и Даладье «подписались». Любой следующий агрессивный шаг Гитлера ставил их перед выбором: совершить политическое самоубийство или начать войну.

17 апреля советское правительство публично обращается к Англии и Франции с предложением создать «тройственный союз» (СССР, Англия, Франция) для противодействия агрессии в Европе. В тот же самый день, 17 апреля 1939 года, советский посол (полпред) в Берлине тов. Мерекалов встречается со статс-секретарем МИДа Германии. Вайцзекер записывает в своем отчете: «Русский посол в первый раз с тех пор, как он получил здесь свой пост (то есть с 5 июня 1938 года. - М.С.), посетил меня для беседы... Посол заявил примерно следующее: “Политика России всегда прямолинейна. Идеологические расхождения вряд ли влияли на русско-итальянские отношения, и они также не должны стать камнем преткновения в отношении Германии”. Советская Россия не использовала против нас существующие между Германией и западными державами трения и не намерена их использовать. С точки зрения России, нет причин, могущих помешать нормальным взаимоотношениям с нами. А начиная с нормальных, отношения могут становиться все лучше и лучше...»

5 мая Литвинова на посту наркома иностранных дел СССР сменил Молотов. Сигнал был прозрачно ясен: Литвинов, еврей по происхождению, говорящая голова советской внешней политики эпохи «коллективной безопасности» и «народного фронта», стал неудобен для предстоящего крутого поворота. Однако в Париже и Лондоне не хотели видеть очевидное. Начинаются долгие и мучительные переговоры с Москвой. Дирксен пишет в очередном отчете в Берлин: «Характерно было то упорство, фанатизм, почти истерия, с которым политическая общественность подгоняла переговоры и понуждала правительство к все большим и большим уступкам. Все пощечины со стороны Советского Союза были приняты, поддавались на каждую все более дерзкую уловку русских». А что им еще оставалось делать? «Необходимость заключения соглашения для нас является более неотложной, чем для них, - пишет 20 июля в своем отчете английский представитель Уильям Стрэнг. -

В противоположность СССР мы взяли на себя обязательства, выполнения которых от нас могут потребовать в любое время».

23 июля Молотов вносит неожиданное предложение: не дожидаясь завершения политических переговоров, начать переговоры о военном