Грани сумерек - Андрей Васильев

— Да пошел ты — фыркнула Жанна, глядя на оперативника — Сто лет бы тебя не видеть.

— И то правда! — пробурчал Родька из-под кресла — Тоже мне гость. Приперся с пустыми руками, да ещё корми его. Не надо нам таких гостей!

— Они тоже очень рады тебя видеть — хлопнул я Николая по плечу — Иди, умывайся, а я чайник поставлю пока.

— Врун! — одновременно сообщили мне слуга и спутница.

Ну, вот невзлюбили мои домашние сотрудника Отдела. Впрочем, есть такое ощущение, что они вообще никому, кто приходит сюда, не рады. Ну, кроме, разве, Вавилы Силыча.

— Так что там с товарищем Антуаном? — спросил я у Николая, когда тот маленько подкушал и с немалым удовольствием пил третью чашку чаю, в которую перед тем кинул пять кусков сахару — Я глянул по нему кое-какую информацию — он был шалун, причем изрядный. Говорил много лишнего, часто выдавал свои фантазии за факты и искренне верил в то, что гениален, как журналист.

— Все так — подтвердил Нифонтов — А ещё любил разоблачать все и вся, даже в тех случаях, когда это было откровенно нелепо или небезопасно. Потому и нашли его как-то утром синенького и холодненького в машине на стоянке одного из торговых центров. Мигом поставили диагноз «разрыв сердца», выписали отказную по открытию уголовного дела, кремировали и урну закопали.

— Может, правда он до чего-то такого докопался? — предположил я — Раз в год палка стреляет. Не исключено, что он и сам не понял, что залез не туда.

— Одна из последних статей была о том, что кое-кто… — Нифонтов многозначительно глянул на меня и ткнул пальцем в сторону потолка — Что кое-кто играет в той же лиге, что и сам Осьмянин. В половом смысле. Так это, нет — уж не знаю, но, положа руку на сердце, крепко в этом сомневаюсь. Там человек, во-первых, в том возрасте, когда даже гетеросексуальные излишества уже не сильно нужны, а во-вторых, прошедший через пяток локальных войн, горнило девяностых и все остальное прочее, что к нашей действительности прилагалось. Знаю, подобная характеристика не показатель, всякое случается, но тут все же вряд ли вряд ли. Но вот в то, что он, узнав о себе новые интимные подробности запросто мог дать распоряжение смутьяна Антошку закопать, как картошку — верю сразу. И даже не осуждаю такое решение, хоть служебное положение меня к этому обязывает. Ну, просто всему предел должен быть, даже если очень хочется скандальной славы.

— Поддержу. Тем более что не так уж много с его уходом эдакого красавца общество потеряло — усмехнулся я — Мне другое интересно. Слушай, а как этот Осьмянин на такое кладбище попал? Ему вроде по штату не положено, не того калибра особа.

— Да у него дед был ого-го какой — генерал, конструктор и так далее. Это ему участок государство ещё в те времена выделило. Грех такое говорить, но хорошо, что он не дожил до того времени, как внук взрослеть начал, раньше помер.

— Твоя правда — согласился с ним я — Но вот ещё одна странность — отчего его колдун в свою свиту взял? Вспомни предыдущие мишени — злодей к злодею, один другого краше, что при жизни, что после смерти. И тут — на тебе скандальный хроникер, да ещё и из заднеприводных. Как-то не монтируется одно к другому.

Я, кстати, этот момент ещё тогда отметил, когда самое первое досье читал, то, которое забраковал как халтуру, чем и вызвал неприязнь у нового начальника охраны Ряжских. Правда же нелогично — в одной компании собрались бизнесмены, политики, уголовник — и вдруг вот такое чудо в перьях, которое тяжелее телефона сроду ничего в рука не держало. Логики нет, если только для смеху Кузьма его в свою бригаду включил. Или, может, для ровного счета? Времени, к примеру, у него не оставалось для того, чтобы кого-то получше найти?

Впрочем, это не столь и важно. Мало того — мне такие расклады только в радость. Посмертие ведь во многом определяется тем, как ты при жизни существовал, и не только в смысле воздаяния за дела твои. Возьмем, к примеру, моего предыдущего фигуранта, господина Смелкова. Вон в какую тварь он превратился, причем довольно-таки быстро. А почему? Да потому что в нем и под конец той, земной жизни, людского уже не сильно много оставалось, а переход на другую сторону бытия эти остатки окончательно выжег. Не сразу, разумеется, постепенно. Но ещё пара-тройка месяцев, и крови на той стройке пролилось бы куда больше, вошел бы он во вкус и начал рвать всех подряд — и причастных к охулке его бывшего имени, и непричастных. Любых. Главное живой крови напиться, той, которую бывший бизнесмен и в земном своем воплощении уважал. Не в прямом смысле, конечно, но тем не менее.

А Осьмянин этот персона куда более мелкотравчатая. Если Смелкова можно сравнить, к примеру, с волком, который рвет своего противника клыками, то Антошка при жизни был комаром, который под покровом темноты кровь из жертвы тянет и в сторонку отлетает при простом взмахе ладони. Вряд ли на новом пласте бытия в нем что-то изменилось.

— Без понятия — ответил на мой вопрос оперативник, монтируя из сыра, хлеба и колбасы некую конструкцию, которую «бутербродом» назвать было уже сложно — Подобные мелочи ни на что не влияют, потому тратить время на их осмысление считаю нерациональным. А вот то, что этот паразит потихоньку от безобидных шалостей переходит к откровенному насилию, меня совершенно не устраивает. На модном показе в ту субботу он модельку одну, некую Дарью Камышову, чуть не придушил, причем чужими руками.

— Чужими руками? — переспросил я — Подселился в чье-то тело?

— Именно — кивнул Николай — И что примечательно — владелец тела согласия на такое не давал. Вернее, владелица. Я сам ее допрашивал, три раза уточнил, не называла ли она какому-то незнакомцу перед тем, как память потерять, свое имя, заработал в ее глазах, скорее всего, репутацию капец какого странного полицейского — и все впустую. Нет, ничего такого. Вокруг все свои находились, суета, ор, до показа времени оставалось всего-ничего. А потом — темнота. В себя пришла — кругом стало ещё шумнее, чем раньше, ее семеро за руки держат, а под ней заклятая подружка Камышова сипит, хрипит, глаза пучит, за горло держится. Жуть, да и только!

— Думала — послышалось — в кухню впорхнула Жанна — А — нет, все правильно, Дашку Камышову чуть не убили, да? И жаль, что не убили, это та ещё стерва. Помню ее, пересекались мы на разных мероприятиях. Я сама, конечно, не ангел, но до нее мне далеко. Принципов — ноль! Для нее главное первой стать, во всем, и цена вообще не важна. Да она лучшей подруге стекла толченого в туфлю сыпанула перед показом, чтобы контракт с одним модным домом увести. И, главное, этого почти не скрывала, наоборот, вроде как гордилась сделанным. Ну да, мы все друг друга не любили, время от времени случалось всякое, что уж там, но вот так, не за спиной, напоказ — никогда.

А, ну да, конечно. Она при жизни ведь как раз в тех кругах вращалась. Времени прошло немного, вот она и подхватилась, услышав знакомую фамилию.

— Эволюционирует Осьмянин, как и положено — подытожил Николай, который Жанну, ясное дело, не слышал — Но то хорошо, что мы это сейчас выяснили, а не после, до того, как кто-то умер.

— Да, почему ты решил, что это именно он? Почему не кто-то другой? Или бедняга, руками которой он модельку чуть не задушил, все же что-то запомнила?