Он и она - Роман Воронов

богатую семью. Судья осуждающе покачал головой: «Сохранив младшего, потеряла старшего, ну и в чем разница? Достоин ли такой поступок прощения?» Фехтовальщик надавил на эфес, да так, что у Судьи глаза полезли на лоб. Бедняга схватился за бок и оперся рукой о стол, чтобы не рухнуть на пол.

«Нет прощения такой матери», — прошипел он, и печать «Виновен» опустилась на имя несчастной женщины. Минуту или две перед глазами вершителя судеб висел густой туман, фехтовальщик, похоже, наслаждался собственной победой. Наконец картина мира, как и сознание Судьи, прояснилась, он сделал глоток и приступил к чтению третьего, последнего на сегодня, дела.

Великосветская дама обманывает подругу подложным письмом, очерняющим ее возлюбленного (известный в обществе брачный аферист, о чем, впрочем, та и слышать не хочет, ибо влюблена по уши). Дама совершает столь неблаговидный поступок из лучших побуждений, дабы открыть глаза жертве и отвадить негодяя, но влюбленная подруга после прочтения накладывает на себя руки.

«И я спрашиваю, — тут Судья прислушался к сердцу, фехтовальщик затаился, — достойно ли прощения это неразумное, чистого ума и благородного происхождения создание, напрочь позабывшее, что благими намерениями и ложными убеждениями выстлана дорога в ад?» Он вспомнил даму, благовоспитанную женщину, потрясенную случившимся, в слезах рассказывающую эту историю ему, ничего не скрывая.

«Нет», — произнес Судья злобно, с грохотом опустив печать на бумагу и собственную голову, пав замертво…

…За узкой полоской леса, где в болотистой низине, среди непролазного ивняка и пухлых, перезревших камышин пряталась речка-невеличка, разделявшая два враждебных лагеря, грохотало нещадно. Обе воюющие стороны были настроены серьезно на овладение единственным в округе мостом, старым каменным трудягой, возведенным римлянами в те славные времена, когда воины не посыпали беспорядочно ратное поле чугунными шарами в надежде покалечить противника, засевшего за редутом, а выходили на чистый бой, шеренга на шеренгу.

Канонирам с обеих сторон командованием был выдан строжайший приказ — целиться и палить куда угодно, хоть в самого черта, только не в мост, стратегическая переправа должна быть сохранена любой ценой.

Полководец хмуро поглядывал на клубы порохового дыма, поднимающиеся над трепещущими макушками дубровника, по звуку оценивая складывающуюся обстановку. Многочисленная свита военачальников расположилась чуть поодаль, ожидая его приказов. Мимо холма, на котором разбили генеральский шатер, натужно скрипя проползла очередная повозка с ядрами, нехотя направляясь к лесу, туда, где артиллерийская прислуга уже заждалась для своего страшного посева новой партии свежих «смертоносных» семян.

— Думаю, что у противника, как и у нас, все в порядке с обеспечением, — задумчиво произнес Полководец, оглянувшись на подчиненных.

— Так точно, — с готовностью отозвался один из них.

— Приготовиться кавалерии, — коротко бросил Полководец.

— Обходной маневр, сэр?

— Атака в лоб, используем эффект неожиданности.

На командном пункте примолкли. Все понимали: при такой плотности огня подобный маневр — верная смерть для большинства идущих в атаку. Полководец обвел подчиненных тяжелым взглядом:

— Мне нужен этот мост. Вопросы?

Возразить решился начальник штаба:

— Мы положим людей просто так, Сэр.

— Мост не тронут, им нужно всего лишь добраться до него, — Полководец указал рукой в примерное место нахождения злополучной переправы, свободное от взрывов:

— Готовьте эскадрон.

— Но Сэр, — начальник штаба, старый вояка, отдавший службе три десятка лет, правый глаз и левую руку, не сдержался, — они солдаты, а не рабы, не ваша собственность.

Полководец недобро улыбнулся, можно было и не брать чертов мост, просто разнести его в щепки (пардон, камни) и, простояв еще неделю — две друг напротив друга, пока в обозах не закончатся ядра, разойтись в поисках более удобного ристалища. Отменить приказ — сохранить жизни, по крайней мере, на сегодня двум сотням молодых здоровых мужчин. Свист, удар, взрыв, раз, два, свист, удар, взрыв, раз, два — тамошние канониры работали, как часы.

— Не мои, — произнес он вслух. — Они собственность своей родины. Через полчаса начинаем.

Начальник штаба щелкнул каблуками и открыл рот отдать приказ, как… свист, удар, взрыв…

Когда осела пыль и старшие офицеры поднялись с земли, на месте, где только что находился Полководец, зияла дымящаяся дыра размером с колесо большой мортиры…

…Отблеск факела на городской стене, зацепившийся за кончик рапиры моего визави, беспокойно и лукаво выписывает замысловатые па прямо перед моей, честно говоря, обескураженной физиономией. Вынужден констатировать, обозленный супруг и сам по себе существо опасное, а этот, ко всему прочему, в искусстве обращения со шпагой превосходит мои скромные навыки на голову, а может быть, и на две.

За три минуты поединка «светлячок» успел срезать атласный бант на рубахе, снять с лацкана золотую застежку и прочертить над бровью мешающую мне теперь кровотечением линию, рисунок коей я в отсутствие зеркала и всяческой возможности бросить взгляд на него оценить не могу. Противник явно играет со мной, и я не сомневаюсь, что на этой ночной площади закончится мой недолгий жизненный путь, причем, довольно скоро.

Всего четверть часа назад я пытался объяснить не рогоносцу, а всего лишь ревнивцу, что его благоверная супруга отвергла напрочь мои притязания на ее честь, но ослепленный эмоциями муж не желал слушать оправданий из уст баловня судьбы, красавца-ловеласа, коим слыл я в миру.

Предметом возникшего разногласия в столь важном и даже изящном вопросе, как беспардонное разглядывание чужих жен, послужила супруга моего талантливого оппонента, вертлявого до невообразимости «мушкетера», чудное, нежное создание, ангел с печальными глазами и грустной, блуждающей улыбкой. Подготавливая почву для атаки на столь прелестный «форт», я, по обыкновению, провел тщательную разведку, выяснив наплевательское, почти скотское отношение к белокурому ангелу этого обряженного в дорогой камзол демона при шпаге.

Всяческие намеки, полувздохи и томные взгляды не достигли желаемого результата и я, как правило без труда находящий лазейки в стенах самых неприступных крепостей, здесь потерпел оглушительное фиаско, но поскольку разведка перед боем проводилась не совсем скрытно, то дражайший супруг был поставлен в известность доброжелателями-завистниками.

Преградив мне путь посреди ночи, он, надо отдать должное, в совершенном одиночестве, выслушав мои доводы и не поверив им тем не менее, в отсутствие доказательств потребовал немедленной сатисфакции в виде извинений.

Я не был влюблен в его жену, впрочем, как и во всех ее предшественниц, сдававшихся без боя, а посему счел невозможным удовлетворить ревнивца желаемым им образом по причине несостоявшегося прецедента.

— Тогда дуэль, — с ухмылкой согласился он и обнажил свою рапиру.

Прежде чем облегчить перевязь моей шпаги, я задумался, всего лишь на секунду. Что-то знакомое, но забытое промелькнуло в сознании, какое-то далекое прощание или обещанное прощение. «К черту сомнения», — вернулся я на пустынную площадь, и принял стойку:

— К вашим услугам…

…Что ж, в который