Хранители Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

– Император Маттиас всего две недели на троне, но уже начинает уничтожать коллекцию Рудольфа. Видит бог, там много такого, что нужно было бы выбросить или сжечь. Но еще больше того, что стоило бы сохранить. Рог единорога! У тебя прекрасная компания, сын мой, ведь император Рудольф был убежден, что так оно и есть. У него их было несколько.

У Вацлава постоянно возникало странное чувство, когда его отец, не отдавая себе отчета, делал подобные намеки, из которых можно было понять, что Андрей в какой-то период своей жизни был тесно связан с императором Рудольфом. Вацлав не мог в это поверить. Его отец – близкий друг кайзера Рудольфа, личность которого сейчас, спустя полгода после его смерти, вызвала столько толков и приобрела в два раза большую популярность, чем при жизни? Андрей фон Лангенфель, временами меланхоличный, иногда ужасно неловкий, а чаще всего дружески-радостный, был деловым партнером и лучшим другом Киприана, а также братом его жены Агнесс Хлесль, которые, опять же, были родителями Александры?… На этом месте Вацлав обычно заставлял свои мысли двигаться в другом направлении. Странное чувство, как правило, оставалось, и когда юноша пытался получше в нем разобраться, он понимал, что оно вызвано полным непониманием стройного, высокого человека, который все еще выглядел молодым и до сих пор был центром его жизни. Вацлав не любил копаться в своих переживаниях. Какой вывод он должен был сделать? Что он чувствовал себя чужим по отношению к человеку, который был всем, что составляло его семью?

– Видно, что рог был в оправе.

– Конечно, золото и драгоценные камни. Императору Маттиасу нужны деньги.

– Почему ты думаешь, что он приносит несчастье?

Андрей покрутил рог в руках. Вацлав знал, что их взаимно доверительное общение многими воспринималось как небрежное и непочтительное. Андрея это не заботило. Насколько юноша мог припомнить, он всегда был рядом с отцом – в поездках, дома, даже на совещаниях в доме Хлеслей, куда он приходил вместе с ним. Кузина Александра, на четыре года младше Вацлава, была его подругой детства. Сначала в эти посещения она, лепеча, слюнявила своих гостей, позже, полная серьезной добросовестности, забрасывала разными вопросами и, наконец, стала рассматривать старшего брата как своего рода неприятную особу, которую надо было обязательно задеть, если Вацлав, по ее мнению, действовал кому-то на нервы. А Вацлав уже не мог сказать, когда он стал воспринимать ее не иначе, как совершенно восхитительную девушку.

– Все, что относилось к этой коллекции чудес, приносит несчастье.

– Например?…

К разочарованию Вацлава, Андрей не попал в ловушку.

– Если бы не было этой кунсткамеры, Рудольф был бы вынужден принять вызов действительности, а империя не пала бы так глубоко.

– Что мне теперь с этим делать?

– Думаю, его можно оставить. Но оставь его для себя и не показывай всем вокруг.

– Спасибо.

– Вацлав?

– Да?

– А что ты еще там нашел?

– Кроме рога? Сломанные рамы для картин… груды черепков… раковины… орехи… Один в самом деле выглядел как…

– Да, да, я знаю эти орехи. Книги?

Вацлав уловил ту незначительную долю, на которую голос отца отклонился от своего обычного тембра.

– Книги? Нет.

– Ну хорошо.

Вацлав дошел до двери.

– Вацлав?

– Да?

– Не ходи туда больше.

Вацлав промолчал. Он ненавидел лгать своему отцу. Он не сомневался, что снова пойдет к одинокому месту у подножия замка, мимо покрытых мхом статуй и засоренных фонтанов, которые больше никого не интересовали, мимо висящих на деревьях клеток, в которых, если верить сплетням, по приказу Рудольфа гноили алхимиков, пытавшихся его обмануть.

И вот теперь он снова был здесь, уже в пятый или шестой раз, потея на теплом июньском солнце, осторожно карабкаясь по лабиринту из веток и корней. Все, что ему удалось найти во время своих последних посещений, это те же черепки, уйма причудливых раковин улиток, разбитые бокалы с остатками жидкости, пахнущими алкоголем и гнилью, разорванные полотна картин. Здесь не оказалось ни единой книги, и Вацлав был близок к тому, чтобы оставить свою надежду.

Внезапно что-то блеснуло на солнце. Вацлав прищурился. Золото? Какой-то придворный льстец забыл отломать оправу от одного из чудес природы? Андрей и Вацлав не были бедны, но найти хороший кусок золотого украшения… Его отец улыбнулся бы, если бы он притащил его домой и объяснил, что в этом нет его доли и что он принадлежит только Вацлаву. И вообще, Вацлав может отнести это к ювелиру и сделать из него подвеску или браслет, что-то маленькое, тонкое, что-то для девушки… для Александры, только так, из родственного глубокого уважения…

Он протянул руку между ветвями, под которые проскользнула металлическая вещь, и не без труда вытащил ее. Удивительно тяжелая, неопределенной квадратной формы, размером с часы-куранты, она была украшена фантастическим орнаментом и тускло отсвечивала матовым золотом, словно главный экспонат сокровищницы. Юноша с волнением вытащил ее наверх, где было светлее.

Предмет выглядел как неудавшийся макет пьедестала для статуи – три плоскости одна над другой, похожие на ступени пирамиды. Колесики, винтики и шестеренки составляли запутанное геометрическое украшение на передней части. На самой верхней плоскости находились две фигуры, повернутые к зрителю спиной. Создавалось впечатление, будто их конечности были собраны отдельно. Через поверхность последней ступени тянулись полосы; они вели к фигурам, за которыми исчезали. Вацлав попытался перевернуть фигуры на спину или отделить их от поверхности, однако у него ничего не получилось. Тогда он осторожно встряхнул находку – внутри нее зазвучала мелодия, напоминающая сложный колокольный звон. С мыслью, что найденная им вещь, возможно, сделана из золота, он уже попрощался. Фигуры, а также поверхность последнего основания, особенно вокруг полос, выдавали отслоившуюся золотую краску, а под ней простую жесть. Он снова встряхнул ее. Маленький ключик, который он до этого не заметил, выпал из своего крепления и повис на тонкой цепочке. Вацлав нашел замочную скважину и, осторожно вставив в нее ключик, повернул его. Внутри предмета что-то затрещало. Он наконец понял, что найденный им предмет – это своего рода механическая игрушка. Что-то щелкнуло, шестеренки и зубчатые рейки с внешней стороны задвигались рывками, задрожали. Падение вниз, на эту свалку, вряд ли пошло на пользу автоматической конструкции. Юноша еще раз повернул ключик. Он уже чуть не выкинул свою находку, когда обе фигуры вдруг сами перевернулись на спину. Вацлав увидел тонкие стержни и проволоку, выходящие из полос и сваренные с конечностями фигур. Фигуры были обнаженными мужчиной и женщиной. У фигурки мужчины там, где должно было быть его мужское достоинство, Вацлав заметил прямоугольную щель. Примечательно, что была отломана именно эта часть. Анатомически точное исполнение обеих фигур заставило Вацлава догадаться, что эта деталь отсутствовала вовсе не по недоразумению. Он снова повернул ключик.