Хранители Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

Через покрывало на кровати пробивался глухой шум, будто кто-то пытался, несмотря на кляп во рту, звать на помощь. Мадам – нет, Диана! – прошла мимо него, отдернула покрывало и снова отошла назад. На кровати лежала обнаженная девушка, за щиколотки и запястья привязанная к колоннам кровати, с кляпом во рту. Он увидел обезображенную старыми и недавними ушибами и царапинами кожу, выпирающие ребра, плоский жилистый живот, который поднимался и опускался в судорожных попытках девушки вдохнуть воздух, несмотря на панику и кляп. Кто-то ее вымыл, побрил и натер мазью. Однако было ясно, что она была дешевой маленькой потаскушкой, которая еще вчера приносила облегчение своим женихам за хлевами у каких-нибудь ворот. Ее глаза, огромные на распухшем от кляпа лице, смотрели на Генриха с мольбой. Внизу живота у него пульсировало, но, тем не менее, он был разочарован.

– Это тоже оплата для слуги, – сказал Генрих и обернулся к белой фигуре. В тот же миг он умолк. Она беззвучно выскользнула из своего платья и стояла перед ним совершенно нагая. Как он и предполагал, ее тело тоже было безупречным. Его губы шевелились, он упивался этим зрелищем. У него выступил пот; камин был лишь частично виновен в этом.

– Не болтайте вздор, Геник, – мягко произнесла она и легко развела руками. – Это для вас. А вон там…

Женщина прошла мимо него с такой естественностью, которая почти заставила забыть, что она обнажена. Ее плечо коснулось его, когда она проходила мимо, и внизу живота у него так забилось, что он с трудом перевел дыхание. Между кроватью и камином она остановилась.

– Эта – для богов.

Взгляд ее зеленых глаз скользнул по связанной девушке, а потом она протянула руку к пылающему камину и выхватила из него раскаленный докрасна фаллос. Пленница отчаянно замотала головой. Ее глазные яблоки покраснели при попытке избавиться от кляпа и взвыть, прося о помощи. Диана снова воткнула фаллос в камин.

– Позже, – сказала она.

Она подошла к Генриху, и ему пришлось взять себя в руки, чтобы одновременно не отшатнуться и не привлечь ее к себе. Ее взгляд впился в его лицо. Он чувствовал, как она, не опуская глаз, развязала завязки на его венецианских брюках, затем запустила в них прохладную руку и обхватила его горячий член. Он застонал. Внезапно он осознал, как сильно она завела его, прежде чем дотронуться до него. Ее рука продолжала двигаться, а улыбка, появившаяся в глазах, выдавала, что она думает о том же.

– Намного позже.

Она сжала кулак, и он начал дико дрожать, излился в ее руку и свои штаны, ликуя и одновременно чувствуя, как наслаждение в нем превращается в пепел, падает в черную дыру. Генрих с ужасом осознал, что она ожидала от него большего и что их партнерство не продлится и на час, если он не оправдает ее ожиданий. Он попытался овладеть собой, заметил, что забыл глубоко дышать, и начал отчаянно хватать ртом воздух.

Ее улыбка не изменилась. Она отошла и легла на кровать рядом со связанной девушкой. Ее белое тело в сравнении с избитым до синевы, наполовину использованным телом проститутки выглядело как статуя из каррарского мрамора. Пленница стонала и вертелась, но Генрих воспринимал ее всего лишь как посторонний шум.

– Идите сюда, партнер, – произнесла Диана и раздвинула ноги с той невозмутимостью, которая снова заставила его член болезненно окаменеть.

Генрих сорвал с себя одежду и пополз к ней на кровать. Связанная оказалась на его пути, и он оттолкнул ее в сторону, как чурбан. Он не видел ничего, кроме белого лица под собой, широко открытых зеленых глаз, созданного грехом тела. Он сжал одну из ее грудей, и она, открыв рот, задышала быстрее. Погрузившись в нее и почувствовав, как ее ноги обхватили его и надавили еще сильнее, он подумал, что сгорит в ней.

На отчаянные стоны проститутки, лежащей рядом, Генрих больше не обращал внимания. То, что он вдруг услышал, было тяжелым дыханием мадам де Гиз и ее дочери, которые, облокотившись на подоконник одного из окон в городском дворце, с видом на эшафот, где смерть короля Генриха была тысячу раз искуплена убийцей Равальяком, задрали повыше юбки над бедрами и с готовностью выставили ягодицы. А он и неизвестный ему французский дворянин рядом неутомимо трудились, чтобы сократить время бесконечной казни. Генрих услышал далекий рев Равальяка, вспомнил о том, каково это – будучи двадцати лет от роду, стать королем мира, но возвышенное чувство внезапно исчезло в смутном ужасе, ибо он вдруг осознал, что страшная агония осужденного на площади возбуждала его больше, чем раскрытые щели девушки и красивой зрелой женщины у окна. Его невинность исчезла благодаря одному мгновенному взгляду, который он смог бросить в свое сердце. И вдруг, в одном рывке, который чуть не выбил его из ритма, Генрих понял, что имел в виду, когда сказал, что оплата партнера состоит из всего. Он уже полностью и всецело принадлежал этой женщине, встававшей под ним на дыбы с дикостью необъезженной кобылицы и царапающей ему спину и ягодицы; его тело, его сердце – и его душа. Если ей доставляло удовольствие видеть, как он применит светящийся красным фаллос к несчастной на кровати возле него, тогда… да будет так!

Он снова бросился на нее с неистовством, которое почти лишило его чувств, и осознал, что мысль о том, что он и языческая богиня еще могут сделать со своей жертвой, была так же виновата в этом, как и сам половой акт.

– В чем мы, собственно, партнеры? – простонал он.

Она сжала мышцы внизу живота. Он охнул. Бешеная скачка замерла только раз.

– В пути к трону императора, – сказала она, а после прошептала ему на ухо: – Возьми меня еще раз.

Он заключил договор с дьяволом.

Он был мертв.

Он был благословлен.

Вацлав фон Лангенфель осторожно балансировал на развалинах. Только что он поскользнулся, и лишь большая удача помогла ему уйти от судьбы и не оказаться насаженным на торчащую вертикально вверх часть копья. Приглядевшись, он понял, что на самом деле это был длинный, прямой, завитой внутрь рог. Судя по основанию, его выломали из золотой оправы. Большего от одного дня поисков нельзя было ожидать: одновременно избежать опасности быть посаженным на кол и при этом найти сокровище.

Вацлав поспешил отправиться в обратный путь – вниз к городу, по берегу Влтавы к Малой Стране и оттуда снова вверх, к Градчанам, – полный дикой надежды, что рог мог принадлежать единорогу.

Андрей, его отец, который был дома, разглядывал находку с мрачным выражением лица.

– Это зуб кита, – сказал он наконец. – Выброси это.

– Как же так, ради бога! Он такой красивый!

– Он приносит несчастье.

– Что? – Вацлав недоверчиво фыркнул.

Андрей вздохнул.

– Я догадываюсь, где ты нашел эту штуку. В Оленьем приколе, среди старых корней и веток, где валяются обломки мебели и остальной мусор из замка.

Спорить было излишне. Вацлав почувствовал, что краснеет. Отец сделал вид, будто ничего не заметил.