Битвы Фэнтези: Рассказ Колдуна - Михаил Семёнович Карабашьян

Тело волшебника устремилось вниз. Я едва успел замедлить его падение, чтобы учитель не разбился о мраморный пол.

— Что ты устроила?! — спросил я, уложив Мерлина, — Зачем всё это?!

— Это? — Фракирь обвела рукой зал, — Это просто небольшая демонстрация силы. Эти олухи вновь не восприняли мои слова всерьёз, и я решила показать им всё наглядно. Думаю, теперь они меня поняли. Жаль только, что уже слишком поздно.

— О чём ты?

— Они мне больше не нужны. Я теперь знаю, как самой осуществить задуманное и объединить наш мир с миром хаоса.

— И впустить сюда ещё больше этих тварей?! Ты в своём уме?!

— Люди научатся с ними жить. А если не научатся — погибнут. Всё просто. В конце концов в мире останутся те, кто действительно достоин жить.

— Нет, Фракирь! Это даже не жестоко! Это бесчеловечно! Я не могу тебе этого позволить!

Я снова собрал вокруг себя энергию хаоса и, с её помощью, взлетел, устремившись к Фракирь словно стрела. Мы столкнулись, я обхватил женщину, и вместе с ней вылетел наружу, пробив стеклянный потолок зала.

Я пытался улететь с ней как можно дальше от академии, но не вышло. Почти сразу, оказавшись снаружи, Фракирь с лёгкостью отшвырнула меня и зависла в воздухе. Она грустно смотрела на меня, словно жалея о чём-то.

— Как грустно, Марк, — сказала она, — я не ожидала от тебя такого.

— Что? — переспросил я, пытаясь удержаться в воздухе, осваивая технику полёта буквально на лету.

— Я не ожидала, что ты предашь меня, малыш.

— Что? Предашь?! Фракирь! О чём ты говоришь?! Я ведь… Мы! Мы желали совсем другого! Разве ты не помнишь?! Я хотел просто быть с тобой, а не сеять смерть направо и налево!

— Разве? А не ты ли привёл ко мне Элизу, обрекая её на смерть, ради собственной мести? М? Не отнекивайся, Марк. Ты такой же, как и я, и тоже готов на всё ради своей цели. Просто я не боюсь брать на себя ответственность.

Я не нашёл, что ей ответить. Фракирь была права. Смерть Элизы — полностью моя вина. Больше того. Гибель каждого в академии — полностью моя вина. И я должен был понести ответственность за это. Но сперва, мне надлежало остановить обезумевшую ведьму, которую я привёл в этот мир.

Фракирь отвернулась от меня и полетела обратно в Академию, но я заставил её остановиться, создав цепи и сковав ими женщину по рукам и ногам.

— Ох, малыш, — почти простонала она, — я очень разочарована.

Цепи испарились так, будто их и не было, а Фракирь полетела в мою сторону. Тогда я собрал в руках мощную ударную волну хаоса и направил её в ведьму, но та лишь отмахнулась от неё, словно от назойливой мухи, отправив разрушительную энергию в шпиль академии, от чего тот рассыпался на глазах.

— Ты правда думал, что магия хаоса способна причинить мне вред? — спросила она, приблизившись ко мне, — Я очень разочарована.

Фракирь схватила меня за шею и сжала так, что я едва мог дышать. Она была невероятно сильной, я не мог высвободиться из её захвата, как ни пытался.

— Ты предал меня, Марк, — с грустью говорила Ведьма, — а ведь ты был единственным в этом мире, кому я могла довериться. О нет. Я не убью тебя. Смерть — это слишком лёгкое наказание за предательство. Сперва я заставлю тебя страдать.

Я слышал, что она говорила, но почти не разбирал смысл сказанного, ведь уже терял сознание от нехватки кислорода. Последнее, что я помню — грустное лицо Фракирь напротив меня, а я зову маму. Дальше была только темнота.

Глава 18

Очнувшись, я увидел, как догорает академия.

От самого величественного сооружения из всех, когда-либо созданных людьми за всю историю существования человечества, теперь оставался только обугленный скелет из камня и железа, из недр которого в небеса змеился чёрный дым.

Я поспешил внутрь, в надежде найти выживших. Но первое, что я увидел, мигом разрушило все мои надежды.

Прямо на дверях парадного входа академии были распяты обгоревшие останки членов семёрки. Уверен, Фракирь хотела, чтобы я это увидел. Наверняка ей хотелось сломить меня. Лишить меня последней надежды и веры в хороший исход. И у неё получилось. Увиденное повергло меня в ужас, но я нашёл в себе силы идти дальше. Очень скоро я пожалел об этом.

Как только я прошёл через дверь, мне в ноздри ударил ужаснейший запах дыма, смешанный с запахом горелой плоти. Было почти нечем дышать, а глаза слезились так, что я не разбирал дороги среди обугленных руин.

Двигаясь на ощупь и закрывая лицо ладонью, я всё-таки продолжил путь. Я совершенно отказывался верить в происходящее. Всё вокруг казалось мне нескончаемым ночным кошмаром, от которого я никак не мог очнуться.

С каждым шагом я всё больше убеждался, что в живых не осталось никого. Повсюду были лишь изуродованные тела учеников и учителей, которые ещё вчера строили планы на свою жизнь и мечтали о чём-то. Но сегодня… Сегодня я был свидетелем того, как их планы и мечты сгорели в пламени всепоглощающей мести. И именно я выпустил это пламя на свободу, нараспашку раскрыв бронированную дверь. Дверь…

Я вспомнил о друзьях. Вспомнил, как закрыл их за тяжёлой дверью кабинета, и поспешил туда так быстро, как только мог. Я знал, что увижу, но отказывался верить в это. В сердце всё равно теплилась крохотная надежда на их спасение.

Но даже крохотная надежда, разбившись, заполняет душу оглушительным звоном тысячи осколков. Осколков, которые разрывают изнутри, впиваясь во все органы, и приносят страшную, ничем не излечимую, боль, заглушающую все остальные чувства. Так было и сейчас…

Тела Агаты и Леннона лежали на полу, прямо передо мной, лицом друг к другу и держась за руки. Они держались друг за друга перед лицом неминуемой гибели, пока страшные когтистые лапы пытались растащить их друг от друга, впиваясь и вгрызаясь в ноги и нижнюю часть туловища, которые у обоих были изодраны в клочья.

Уверен, Фракирь специально оставила их так, не дав пламени сожрать тела моих друзей. Она хотела, чтобы я увидел всё в красках. Чтобы прочитал на их лицах застывшие выражения ужаса и невероятных мучений. Она хотела сделать мне больно. И у неё получилось.

Я стоял столбом у раскуроченной дубовой двери, толщиной с меня, и безмолвно смотрел на трупы моих друзей. Ощущение от увиденного настолько меня ошеломило, что я совершенно перестал что-либо