Кольцо Луизы - Николай Вирта

— То, что графиками занимаются эсэсовцы, уже подозрительно.

— Да, конечно.

Помолчали.

— Как переживает все это Марта?

— Я обожаю ее, Петер. Словно она не жена моего сына, а родная дочь. Я не разделяю ее убеждений. В сущности, она повторяет ваши идеи, а они…

— Хватит старик! — с неудовольствием сказал Клеменс. — Здесь мы расходимся напрочь. И не стоит об этом говорить. Ты народоволец, вот ты кто, сударь. А народовольчество давно сдано 6 архив истории.

— Но вы-то прямые их потомки! — подтрунивал Шлюстер. — Молчи, молчи, с твоей легкой руки знаю вашу историю наизусть.

— Это еще не значит до конца понять ее, — проворчал Клеменс. — Впрочем, куда уж тебе! Я еще в вагоне думал, помнишь, когда мы встретились, что ты бескостный либерал, какими хоть пруд пруди.

— Ну, не всем же быть с таким окаменевшим в догматизме мозгом, как у тебя, — рассердился Шлюстер.

Клеменс рассмеялся.

— Ладно. Об этом мы еще поспорим. Так что ж Марта?

— «Бескостный либерал»! Ха! А вот то, что сейчас этот бескостный либерал скажет, заставит тебя, набитого костями, подпрыгнуть до потолка.

— Ну, ну, попробую сделать такой трюк, — отшутился Клеменс.

— Слушай и запоминай. Марта узнала от Ганса кучу новостей. Ты понимаешь, конечно, что ей и в голову не может прийти, что я расскажу о них тебе. Это, конечно, довольно некрасиво…

— А дела нацистов очень красивы?

— Гм. Ну так вот… Новости самые свежие.

— Слушай, ты что, собрался поиграть на моих нервах?! — прорычал Клеменс.

— Это в отместку за бескостного, — улыбнулся Шлюстер. — Ладно. За тобой ящик «гаваны». Как видишь, я продаю военные секреты фюрера по дешевке, за сигары. — И весело рассмеялся. — Прежде всего: фюрер распорядился, это было три дня назад, да, точно, двенадцатого октября, отменить готовность к проведению плана вторжения в Англию.

— Так.

— Очевидно, в связи с этим ставка главного командования сухопутных войск будет в конце этого месяца переведена из Фонтенбло под Берлин, в Цоссен.

— Что это значит? — Лоб Клеменса собрался в морщины.

— В абвер-штелле стало известно о переброске девяти дивизий вермахта с запада в Германию якобы для переформирования. Возможно, их направят на восток вдобавок к двадцати трем дивизиям, которые дислоцированы там. Это отчасти подтверждается разговорами в министерстве. Хотя нас и не подпускают к некоторым документам, но мне известно, что на границах России вдет подготовка к перешивке русской железнодорожной колеи. Вывод, мой друг, делай сам.

Клеменс молча шагал из угла в угол. «Невероятно! Неужели Гитлер действительно опрокинет вермахт на Советский Союз? Двадцать три дивизии плюс девять, это, конечно, далеко не все для начала войны…» — размышлял Клеменс.

— М-да, — сказал он вслух. — Боюсь, не вводит ли ими Гитлер кого-то в заблуждение. Ведь они на весь свет вопят, что сначала хотят разделаться с Британией.

— Да, шума много.

— Не слишком ли?

— Это тоже наводит кое на какие размышления.

— И больше ты ничего не скажешь? — рассердился Клеменс.

— Если бы я мог! — Шлюстер пожал плечами, — Впрочем, постой. Недавно один из наших служащих был в Швейцарии и слышал…

— Ну-ну!

— …будто адмирала Канариса спросили, не собирается ли фюрер силой заставить Турцию воевать на его стороне, на что Канарис ответил: «Что вы! Прежде всего мы нападем на Советы».

— Это очень важно! — сказал Клеменс. — Если, разумеется, не сплетня.

— Тот, кто рассказал мне о словах Канариса, человек в высшей степени порядочный и сплетнями не занимается.

— Но ведь фюрер собирается подписать с Турцией пакт.

— Я слышал, что Папену приходится туго. Турки не очень-то хотят лезть в нацистскую петлю. Возможно, именно он и пустил слух, что в случае несговорчивости турок рейх прибегнет к силе.

— Канарис знает много больше, чем Папен, — помолчав, сказал Клеменс. — Уж если начальник абвера говорит о нападении на Советы, значит, тут что-то есть. Может, этим ходом Канарис предупреждает англичан, что им нечего опасаться высадки десанта и вся шумиха Геббельса действительно не что иное, как для отвода глаз?

— Да, поговаривают, будто адмирал связан с англичанами.

— Тогда мой вывод таков: фюрер готовит еще одну войну. Но против кого?

— Все, что я узнаю относительно этого, сообщу немедленно.

— Поцелуй за меня Марту.

— С удовольствием.

— Спасибо, дружище.

Когда Шлюстер ушел, Клеменс долго сидел размышляя. Не будет ли с его стороны опрометчивым шагом, если он сообщит Центру о своих догадках? Серьезных оснований для них нет, если не считать того, что сказал Шлюстер; пока нацисты ничем не проявляют недружелюбия к Советскому Союзу. Но передвижение войск на восток? Быть может, это действительно блеф, задуманный Гитлером для англичан? Пусть-де думают, что я передвигаю свои войска на восток, чтобы развязать войну с Советами, пусть поуспокоятся, а мы тем временем подготовимся к прыжку через Ла-Манш.

«Все же предупредить не мешает», — решил Клеменс.

В те же дни из Африки в отчий дом вернулся Антон.

Майским вечером к театральной витрине на Фридрихштрассе подошел паренек в униформе рассыльного отеля «Адлон». Видно было, что шел он очень быстро. Пот заливал лоб. Человек в шляпе и дождевике, беззаботно насвистывая, рассматривал афиши театров, цирка и расписание скачек. Парнишка из «Адлона» бросил взгляд направо и налево. Ничего особенного не приметив в обычной толпе праздношатающихся, он подошел к человеку в шляпе и, не глядя на него, скороговоркой сказал:

— За мной гнались от самого Алекса.

— Тебе могло показаться, — продолжая обозревать афиши, ответил человек в шляпе. — Впрочем, будь осторожен, только и всего. И помолчи, идут, — процедил он сквозь зубы.

Офицер и девушка, остановившись у афиши, несколько минут рассуждали о том, куда им пойти завтра.

— Там можно целоваться, — смеясь, сказал молодой офицер, ткнув пальцем в название театра. — Пьеса дрянь, зато на галерке темно, хоть глаза выколи.

Девушка хихикнула.

— Такой богатый господин — и жалеет сигарету, — хныкал между тем рассыльный, обращаясь к человеку в шляпе.

— Вот нахал! — сказала девушка. — Да гоните вы его прочь!

— Правильно! — Человек в шляпе рассмеялся. — Вот тебе сигарета. — Он вынул портсигар. — Бери и убирайся.

Парочка ушла. Человек в шляпе, проследив за ними взглядом, тихо сказал: