Кольцо Луизы - Николай Вирта

— А! Муж — голова, жена — шея…

— Ну, вот и вышло по той поговорке. Надо сказать, что и мой друг Видеман не оставлял Ганса в покое. Так что атаки на него велись с трех направлений!

— Что-то ты давно не упоминал о Видемане.

— Он уехал из Швейцарии куда-то еще с секретным поручением. Вернется не скоро. Но в моей семье он свое дело сделал.

Шлюстер просто сиял.

— Счастье, огромное счастье привалило ко мне, старина. Это не девушка, а чудо, настоящее чудо. Ну, да ты увидишь сам! Вот эти глаза и покорили моего Ганса. А то, что Ганс услышал, перевернуло его душу. Петер, мой Ганс возвращается ко мне!

— Впечатлительный юноша! — усмехнулся Клеменс.

— Увы, как все мы, немцы.

— Как будто до рассказа Марты он не знал, что творится в Германии, — сердито проворчал Клеменс. — Этот твой Ганс! Странно! Сколько ни бился с ним Антон, так ничего и не получилось. Орешек, однако. А тут явилась какая-то малютка — и орешек лопнул.

— Значит, у нее и у Видемана зубы потверже, чем у твоего Антона, — заулыбался Шлюстер. — Ну, вот и все. Ты хочешь, чтобы они пришли?

— Да, да, конечно, — заторопился Клеменс. — Иди, пригласи их, а я оденусь. Что она любит, твоя Марта? Кофе? Коньяк? Конфеты?

— Ну, конечно же, конфеты! Какая девчонка, даже почтальон, не охотница до лакомств? — Посмеиваясь, Шлюстер вышел.

Когда он вернулся с молодыми людьми, Клеменс уже приоделся.

На столе — кофе и сладости.

Шлюстер не преувеличивал достоинств снохи. Марта действительно была прелестной девушкой, зеленоглазой, тоненькой, с наивной челкой над лбом. Клеменс приметил на нем глубоко прочерченную морщину — след лагеря.

Вела она себя непринужденно, смеялась задорно и откровенно; Клеменс с первого взгляда проникся к ней симпатией.

Ганс изменился, это тоже бросилось в глаза Клеменсу, ни следа былой сдержанности. Словно Марта отдала ему не только свою любовь, но и жизнерадостность, так и брызжущую из нее.

— Ну, девочка, вы попали в замечательную семью, — закурив сигару после кофе, сказал Клеменс. — Извините, что я так назвал вас. Отец вашего мужа — прекрасный человек, поверьте мне.

— Да он влюбился в тебя, Марта, влюбился! — разошелся Шлюстер; они с Гансом приналегли на коньяк, и он давал о себе знать. — О, этой девушке нет цены! И тебе бы пора понять, сын мой, как она и я будем рады, когда ты покончишь со своей гнусной работой. Пойми, Ганс…

— Не надо, Иоганн! — прервал его Клеменс.

— Он уже почти понял, — улыбнулась Марта.

— Ох, дети, дети! — вздохнул Клеменс, — Боюсь думать, но еще многие испытания ждут вас впереди.

— И борьба, — тихо сказала Марта.

— Ты моя дорогая, милая девочка! — поцеловав руку Марты, сказал Шлюстер. — Да, да, борьба. Борьба за народ, так ведь, Ганс?

Ганс кивнул.

Из сообщений Клеменса концерну «Рамирес и Компания»

Очень важно.

А. Макс приводит следующие слова фюрера на совещании с генералитетом:

— Если война даже разразится на Западе, мы прежде всего займемся разгромом Польши. Я дам пропагандистский повод для начала войны. Не важно, будет он правдоподобен или нет. Я только боюсь, что в последнюю минуту какая-нибудь свинья предложит услуги для посредничества. Нам надо положить конец гегемонии Англии. Теперь, после того, как я провел политическую подготовку, расчищен путь для солдат… Я решил сокрушить Польшу… и отдал приказ безжалостно предавать смерти мужчин, женщин и детей польского происхождения…

Генералы, по сообщению Макса, поддержали фюрера.

Б. Следствием этого было, как сообщает Макс, вот что.

В июле 1939 года военная машина фюрера пришла в движение. Праздновали двадцатипятилетие битвы под Танненбергом. Кадровые дивизии, укомплектованные по расчетам военного времени, принимали участие в параде; по сообщениям Макса, их было сорок четыре, поддерживаемые с воздуха двумя тысячами самолетов.

Первого сентября в 4 часа 15 минут немецкие войска ворвались в Польшу, развернувшись огромной дугой на всем протяжении границы.

Третьего сентября, как вам уже известно, Франция и Англия в силу союзнических обязательств объявили войну Германии.

Польская армия уничтожена. По официальным сообщениям, больше девятисот тысяч польских солдат, офицеров и генералов взяты в плен.

В. Из достоверного источника.

23 октября текущего, 1939 года фюрер снова вызвал генералов и адмиралов и сказал:

— Конфликт с Западом рано или поздно должен был произойти, если Германия хочет завоевать необходимое жизненное пространство. Решение воевать было во мне всегда. Как последний фактор я должен при всей своей скромности назвать свою собственную особу. Я убежден в силе своего ума и в своей решимости. Я поднял немецкий народ на большую высоту… Это достижение я ставлю на карту. Мое решение неизменно. Я предприму наступление в самом скором времени и в наиболее подходящий момент…

Он наступил.

Дальнейшие события известны вам из газет.

К июню 1941 года почти вся Европа в руках Гитлера.

Роммель в Африке отвоевывает старые немецкие колонии. Недалеко то время, мнится Гитлеру, когда империя распространится до Урала. Чехи, поляки, вообще все славяне будут изгнаны в Сибирь. Германия и Австрия, Чехия — эпицентр новой грандиозной империи. Вокруг — кольцом вассальные государства: федерация Восточной Европы — Польша, Прибалтика, Украина, Поволжье, Грузия, балканские государства, Венгрия. Это союз второстепенных народов, которые не будут иметь своих армий, своей политики, своих правительств и национальной экономики.

Г. Настроение внутри страны.

Немецкий обыватель воет от восторга… Не важно, что немцы сыты пушками вместо масла; сей афоризм принадлежит, как мы узнали, Герингу.

На первой странице «Ангриффа» вы можете прочитать сообщение из Нью-Йорка: «Националистическое движение Гитлера — наилучший способ покончить с мировым коммунизмом». Это пишется в «Нью-Йорк таймс».

Оглушенный грохотом барабанов и звуками фанфар, взвинченный победоносными сводками с фронтов, ослепленный факельными шествиями, бюргер живет в предвкушении тех времен, когда стол его будет завален свиным салом из Франции, сырами Дании, сардинами Голландии, прекрасным югославским хлебом, болгарскими фруктами и венгерскими винами.

Е. Шифр Б6—18.

Для вывоза продовольствия и других ценностей из Франции понадобилось, как нам удалось узнать из абсолютно верного источника «М» в системе Министерства путей сообщения, шесть тысяч вагонов. Украденное в Дании оценивалось в девять миллиардов датских крон, в Норвегии — в двадцать миллиардов норвежских крон, в Бельгии — в тридцать миллиардов франков…