Кольцо Луизы - Николай Вирта

Людвиг безмолвно кивнул.

— Навсегда запомнить ее рассказ и научиться у нее кое-чему.

— Вот об этом я и хотела поговорить с вами, господин Клеменс, — прервала его Луиза.

— Я слушаю вас,

— Это моя предсмертная просьба. Вы так добры.

Двадцатилетний Людвиг Зельдте, сын умершего в концлагере брата Луизы, работал радиотехником на одном из берлинских заводов. Его уволили как неблагонадежного. Людвиг тщетно пытался получить хоть какую-нибудь работу.

И Луиза попросила Клеменса помочь юноше.

Клеменс сказал, что он подумает и вскоре даст ответ.

Окольными путями Клеменс навел справки. Да, все было так, как рассказала Луиза. Клеменс несколько раз беседовал с Людвигом. Осторожно, с недомолвками он объяснил юноше, какого рода работа ожидает его.

Когда они встретились в четвертый раз, Людвиг без обиняков сказал:

— Я все понимаю, господин Клеменс. Можете верить мне, я ненавижу нацизм. Я согласен помогать вам, потому что та страна, ради безопасности которой вы рискуете жизнью, только она может избавить Германию от нацистских зверств.

— Отлично. Но, Людвиг, вы ведь тоже рискуете жизнью.

— Я разделяю идеи погибшего отца и готов бороться с нацистами. А опасности… Если бы вы не нашли меня, все равно рано или поздно я бы ушел в подполье. А там люди тоже рискуют жизнями. Нет, опасности мне не так уж страшны.

Людвигу нашли квартиру. Старые связи Клеменса в различных учреждениях рейха решили еще одну важную проблему: Людвига устроили сотрудником национальной библиотеки.

Отныне его знали под фамилией Риттер…

Старики ссорились и мирились, одним словом, все шло так, как это бывает между друзьями. Клеменс делал вид, будто служебные занятия приятеля ни с какой стороны его не интересуют, но Шлюстер всегда приносил с собой кучу новостей. Кое-что из них Клеменс запоминал.

Владелец фирмы как бы подавлял худощавого приятеля своей представительной фигурой. В свободное от работы время Клеменс ходил в старомодном длиннополом сюртуке, из-под широких отворотов которого виднелась сорочка голландского полотна; на ногах тяжелые ботинки, давно вышедшие из моды.

Голос Клеменса гремел в кабинете, обставленном по-спартански, без претензий на роскошь. Все только для работы: скупо, чисто и удобно.

Спустя месяца четыре после возвращения из Швейцарии Шлюстер пришел к Клеменсам не один. Красивый белокурый и голубоглазый молодой человек, очень хорошо одетый, вежливо поздоровался с Петером и Антоном, сел в угол и с непроницаемым видом слушал болтовню отца, распространявшегося о последних событиях в Германии. Речь свою Шлюстер пересыпал едкими замечаниями в адрес того или иного нацистского фюрера, впрочем, обходил стороной фюрера главного. Клеменсы посмеивались, Ганс улыбался краешком губ. За весь вечер он не выдавил из себя и дюжины слов.

«А ведь Иоганн говорил, что он веселый и шумный парень, — думал Клеменс, исподтишка изучая Ганса. — Может быть, стесняется?»

Шлюстер пытался расшевелить сына, тот молчал.

Шлюстер приходил с ним несколько раз. Освоившись с обществом, Ганс несколько оттаял, стал разговорчивей, сдержанно посмеивался, наблюдая за озорными выходками Антона и перебранкой между Петером и отцом. Но дальше этого дело не шло.

В день рождения старшего Клеменса дом его наполнился шумной толпой многочисленных знакомых. Прибыли Шлюстер, его супруга, Ганс, приятели и приятельницы Антона, фрау Лидеман и Руди, Фриц Тиссен, заглянувший на минуту, чтобы поздравить Петера, люди делового мира, так или иначе связанные с фирмой. Веселились до рассвета.

— Займи Ганса, Антон, — попросил Шлюстер. — Сидит, нахохлившись, словно сова.

Антон разыскал среди гостей Ганса, пригласил выпить. Тот не отказался. Антон начал рассказывать анекдоты; Ганс бровью не повел. Антон подумал, что, быть может, его приключения в Африке расшевелят нелюдимого молодого человека. Ганс внимательно слушал, но и только. Разговор не клеился.

Помощь явилась с той стороны, откуда ни Шлюстер, ни Клеменсы ее не ждали… но об этом потом.

Зато в ту ночь Антону повезло в другом: Клеменс познакомил его с Рудольфом Лидеманом.

Автомобили, яхты, мотоциклы были одинаково страстью Антона и его приятеля Руди Лидемана. Быть может, на том и сошлись эти молодые люди с такими разными характерами: энергичный непоседа Антон Клеменс и инфантильный Рудольф Лидеман, в те времена начальник оперативного отдела танкового корпуса.

Руди получал немалое жалованье, но денег у него всегда не хватало.

У Антона карманы всегда полны долларов, и он не упускал случая выручать приятеля. В ресторанах, на бегах Антон расплачивался за Руди, делая это так тактично, что тот просто разрывался желанием хоть чем-нибудь отплатить наследнику фирмы «Клеменс и Сын».

Молодых людей видели на скачках, на спортивных соревнованиях, в клубах, где собирались люди с громкими именами, в фешенебельных ресторанах.

Однажды Антон вернулся домой встревоженный.

— Ты слышал? — С такими словами он вошел в комнату, занимаемую отцом.

Клеменс-старший кивнул львиной головой. Лицо его носило печать озабоченности. Он слушал радио, позабыв о трубке, лежавшей рядом на столике.

— Адольф только что выступал в Вене. Он сказал буквально следующее, я записал: «Если из этого города провидение призвало меня к руководству рейхом, то оно не могло не возложить на меня миссию возвратить мою дорогую родину германскому рейху…» Итак, аншлюс — совершившийся факт, сынок.

— Да, — мрачно согласился Антон. — Я спрашивал этого болвана Лидемана, какая столица и какая страна на очереди.

— Да? — с непроницаемым видом переспросил Петер. — Что он сказал?

— Прага.

— Не новость. Звонил Догнал, агент фирмы в Праге. Чехословакия, сказал он, окружена. Через некоторое время Гейнлейн потребует автономии Судет. И фюрер займется чехами.

— Потом?

— Если не остановят — Польша. И Франция, конечно, в первую голову.

Отец и сын долго молчали,

— Что еще сказал Лидеман? — Петер выбил пепел из трубки, набил ее и сильным нажатием большого пальца придавил табак.

— Да разный вздор. Он сегодня не в духе, бедняга. По-моему, его невеста меньше всего думает о свадьбе.

— Кто такая?

— Мария фон Бельц.

— А! Ее брат в Советах.

— Да. Кажется, ты сказал мне об этом?

— К русским он нанялся инженером. Кем он продался здесь, уезжая в Россию, фирме пока не известно. А выяснить надо. Пусть Карл Бельц покрывает здешним жалованьем хоть часть своего долга нам. Только это интересует меня в данном случае.