Великие мечты - Дорис Лессинг

— Нет, — донесся до Фрэнсис холодный, размеренный голос, — нет, твое имя не может быть Тилли. Это очень глупое прозвище. Как твое настоящее имя?

— Сильвия, — едва слышно выдохнула девушка.

— Вот видишь. Почему же ты тогда называешь себя Тилли?

— В детстве я не могла выговорить «Сильвия», у меня получалось только «Тилли». — За один раз она произнесла больше слов, чем за все время пребывания в доме.

— Очень хорошо, я буду звать тебя Сильвией.

В руке Юлия держала кружку какой-то жидкости. Она тщательно, красиво отмерила некое количество содержимого чашки в ложку — запахло мясным бульоном — и протянула ложку к губам Тилли, то есть Сильвии. Только они были плотно сомкнуты.

— А теперь внимательно выслушай меня. Я не собираюсь смотреть, как ты убиваешь себя из-за собственной глупости. Я этого не позволю. Так что открывай рот и начинай есть.

Бледные губы задрожали, но разжались, и все это время девочка не отрывала взгляд от Юлии, словно загипнотизированная. Ложка проникла в рот, ее содержимое вылилось внутрь. Фрэнсис и Эндрю, затаив дыхание, ждали, сделает ли Сильвия глотательное движение. Сделала.

Фрэнсис глянула на сына и заметила, что он тоже повторил это движение, сопереживая.

— Видишь ли, — продолжала Юлия, пока ложка проделала повторное путешествие в кружку с бульоном, — я твоя приемная бабушка. А я не разрешаю своим детям и внукам вести себя глупо. Ты должна понять меня, Сильвия…

Ложка нырнула в рот, последовал еще один глоток. И снова Эндрю глотал вместе с Сильвией.

— Ты ведь умная и красивая девочка…

— Я гадкая, — послышалось из подушек.

— Мне так не кажется. Но если ты решила быть гадкой, то рано или поздно станешь такой, а я, как я уже тебе говорила, ничего подобного не позволяю.

Ложка отправляется в рот, глоток.

— Во-первых, я прослежу за тем, чтобы ты снова стала здоровой, а потом ты пойдешь в школу и сдашь пропущенные экзамены. После этого ты поступишь в университет и станешь врачом. Вот я не стала врачом и очень сожалею об этом, но теперь ты вместо меня научишься лечить людей.

— Я не могу, не могу. Я не вернусь в школу.

— Почему не можешь? Эндрю говорил мне, что ты хорошо училась, пока не стала глупить. Ну-ка, возьми кружку и допей сама, что осталось.

Наблюдатели на площадке затаили дыхание — ведь это мог быть кризис. Предположим, Тилли… Предположим, Сильвия откажется от кружки с живительным бульоном и снова засунет в рот палец. Предположим, она снова сомкнет губы. Юлия держала кружку возле тонкой руки — не той, которая сжимала детское одеяльце, а бессильно лежавшей на коленях.

— Бери.

Рука дрогнула, но вот пальцы ожили, и Юлия осторожно вложила в них кружку и сжала маленькую ладонь вокруг теплой керамики. Рука самостоятельно поднялась, кружка достигла губ, и…

— Это так трудно, — шепнула девочка.

— Конечно, я знаю.

Дрожащая рука поднесла бульон к губам. Юлия поддерживала кружку. Девочка отхлебнула, глотнула.

— Мне будет плохо, — сказала она.

— Нет, не будет. Пей, Сильвия, не разговаривай.

Снова Фрэнсис и ее сын ждали, что будет дальше. Сильвию не вырвало, хотя позывы были, и она подавила их, однако Юлия просто сказала:

— Прекрати это.

Тем временем с «мальчишеского» этажа по лестнице спустился Колин, а за ним — Софи. Они остановились. Лицо Колина вспыхнуло пунцовым светом, а Софи при виде Фрэнсис то ли заплакала, то ли засмеялась (а может, то и другое вместе) и чуть не убежала обратно, но вместо этого подбежала к ней, обняла и сказала:

— Милая, милая Фрэнсис!

Уже без слез она сбежала по лестнице на кухню.

— Это совсем не то, что ты думаешь, — сказал Колин.

— Я ничего не думаю, — ответила Фрэнсис.

Эндрю молча улыбнулся, оставив свои соображения при себе.

Теперь и Колин увидел, какая сцена разыгрывалась в гостевой комнате, и сказал перед тем, как длинными прыжками скатиться на первый этаж:

— Бабушке это будет полезно.

Юлия, которая не обращала на зрителей никакого внимания, поднялась со стула и разгладила свои юбки. Пустую кружку она забрала у девочки со словами:

— Я приду через час и посмотрю, как твои дела. А потом отведу тебя в свою ванную комнату, после чего ты сможешь надеть чистую одежду. Скоро тебе станет гораздо лучше, вот увидишь.

По дороге Юлия подняла с пола чашку с холодным какао, вышла из комнаты и отдала чашку Фрэнсис.

— Полагаю, это ваше, — сказала она. И затем повернулась к Эндрю: — И тебе тоже уже пора перестать делать глупости.

Дверь в гостевую комнату она оставила открытой и поднялась по лестнице, придерживая одной рукой свое розовое шуршащее одеяние.

— Значит, с этим все устроилось, — сказал Эндрю матери. — Молодец, Сильвия! — крикнул он, обращаясь к девушке, и та улыбнулась, пусть и слабо.

Он взбежал к себе, Фрэнсис услышала, как хлопнула сперва дверь в комнате Юлии, а потом другая, у Эндрю. В комнате напротив солнечное пятно упало прямо на подушку, и Сильвия (не было никакого сомнения в том, что отныне она была Сильвией и никем иным) поворачивала в желтом квадрате свою руку, разглядывала ее.

В этот момент во входную дверь забарабанили, истерично взвыл звонок, послышался женский голос. Девочка, сидящая в солнечном свете, издала тонкий вскрик и нырнула под одеяла.

Когда дверь открыли, по дому пронесся крик: «Впустите меня!» Грубый, визгливый голос: «Впустите же меня, впустите!»

Распахнулась со стуком дверь в комнате Эндрю, и он слетел по ступеням, успев лишь сказать Фрэнсис:

— Предоставь это мне, о, господи, закрой дверь к Тилли.

Фрэнсис закрыла дверь и тут же услышала голос Юлии с верхней площадки:

— Что случилось, кто это?

Ответил ей Эндрю, негромко:

— Это ее мать, мать Тилли.

— Что ж, очень жаль, но Сильвии снова станет хуже, — сказала Юлия и продолжила стоять на площадке, как на страже.

Фрэнсис все еще была в ночной сорочке и поэтому пошла себе переодеться: натянула джинсы и свитер. После чего помчалась вниз, туда, где слышались крики.

— Где она? Мне нужна Фрэнсис! — орала Филлида.

Эндрю попытался успокоить ее:

— Тише, тише, сейчас приведу.

— Я здесь, — сказала Фрэнсис.

Филлида была высокой женщиной, тощей как палка, с массой плохо покрашенных рыжеватых волос и длинными острыми ногтями, покрытыми ярко-фиолетовым лаком. Она ткнула крупной костистой рукой в сторону Фрэнсис и провозгласила: