Замуж за мажора - Кристина Зайцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
“Хочешь научиться кататься?”
Это значит да?
Он согласен? Пойти со мной туда, зная, что нас могут увидеть!
Я знаю, что у него с коньками проблем нет. Он нападающий в какой-то городской хоккейной команде. В его соцсетях каждый второй пост про хоккей!
“Хочу”. — Тру ладонью живот.
“Жди меня у касс”.
Положив на стол телефон, пытаюсь не издать ни звука, хотя мне вдруг хочется застонать.
Алёна безучастно смотрит в пространство, а мне хочется превратиться в бабочку и сделать парочку кругов под потолком, может тогда перестанет плясать сердце?
То, что прямо у Алёны под носом я обзавелась от неё секретами, вызывает чувство вины, но его с лихвой перекрывают другие чувства. Целый букет чувств, имя которым Кирилл Дубцов.
Господи, у нас что, свидание?
А как же та блондинка?
Он согласился, и это значит, что ему плевать, увидят нас вместе или нет. Я и сама не знаю, чего хочу — чтобы «мы» продолжали быть секретом или наоборот.
Он лицо Универа!
Как я вообще могла не знать о его существовании?!
Страницы его соцсетей посвящены его бурной студенческой деятельности, как у какого-нибудь депутата. А ещё спорту, и иногда он позволяет себе опубликовать что-то «личное». Например, свой отдых в закрытом загородном клубе или на белом мальдивское песке в компании… своей девушки…
Я не знаю, чего от него ждать, но я точно знаю, чего бы ему от меня хотелось. Того, чего всем парням нужно от девушек, но до Дубцова никто не предлагал мне этого так открыто. До него я не думала о парнях ТАК. Что почувствую или не почувствую, когда… то есть, если он дотронется до меня. Дотронется так, как мужчина касается женщины… А если я дотронусь до него?..
Боже ты мой!
Живот обжигает кипятком, и мне хочется спрятать лицо в ладони.
Мы даже не встречаемся, а я думаю о том, чтобы вместе с первым поцелуем вручить ему заодно и свой первый раз. Просто браво, Калинина!
— Пойдёшь со мной шопиться? — рассеянно спрашивает Алёна.
— Ммм… что? — Тру лоб, посмотрев на неё.
— Пойдёшь со мной в ТЦ? После пар, — повторяет она.
— Я… ммм… давай завтра, — лепечу, понимая, что если пойду, вместо шопинг буду собирать лбом стены.
Пожав плечом, Алена ныряет в свой телефон, а я снова погружаюсь в свои перепутанные мысли.
Может это и глупо, отказываться. Если до этого утро было сонным, то теперь оно стало бесконечным. Я не знала, что время умеет растягиваться. Тянуться, как черепаха с гирями на лапах.
Именно так я ощущаю его, пока пытаюсь дотянуть до последней пары.
Именно так я ощущаю его, когда, перерыв весь шкаф, со злостью понимаю, что мне нечего надеть! Отбросив джинсы, натягиваю лосины, тёплые носки и толстовку, отмечая полное отсутствие аппетита, хотя я с утра ничерта не ела.
Я знаю Дубцова каких-то пару недель, и уже начала терять аппетит. Это ли не повод никогда не знакомиться с ним поближе?
Все это бесполезно. Я хочу увидеть его сильнее, чем чёрной икры, завёрнутой в красную, и чем ближе эта встреча, тем сильнее я ее хочу!
В сгустившихся сумерках город зажег огни и гирлянды.
Рассматриваю их, прижавшись виском к оконному стеклу трамвая и пропуская вошедших на остановке людей.
Купол нового спортивного комплекса видно издалека. Внутри у касс толпятся люди, и я понимаю, что их здесь гораздо больше, чем я думала.
Отлично, Аня.
Расстегнув куртку и сняв шапку, вглядываюсь в лица и слегка успокаиваюсь, не находя ни одного знакомого. Прижимаюсь к стене, наблюдая, как бегут минуты на больших электронных часах и как компания школьников высыпает из входных дверей.
Наверное, я должна была заставить его ждать себя, а не наоборот, но я… просто ненавижу опаздывать, и Дубцов, кажется он тоже…
Он возникает в дверях, одетый в пуховик до колен и шапку-носок. На его плече висят связанные за шнурки коньки просто гигантского размера, и все те секунды, пока его глаза кружат по залу, ища то, что ему нужно, проклятые адреналиновые пузырьки снова заполняют мою кровь и рассекаются мурашками по животу.
Отыскав меня, подпирающую стену, Дубцов плавно меняет направление своего движения, и, когда оказывается рядом, мне приходится поднять подбородок, чтобы смотреть в его невообразимо карие глаза. Делает ими неторопливый круг по моему зардевшемуся лицу, медленно расстегивая куртку. На его скулах красные пятна от мороза, но даже они ему идут. Его родители точно очень сильно старались, чтобы он получился на славу.
— Давно ждешь? — интересуется он.
Тот факт, что целую минуту мы беззастенчиво друг друга разглядываем, меня уже не смущает, а его… кажется, его вообще ничего и никогда не смущает. Это наследственное? Или для этого нужно каждый день практиковаться? Желание спросить его об этом почти нестерпимое, но вместо этого тихо отвечаю:
— Нет.
Склонив набок голову, спрашивает:
— Какой у тебя размер?
— Ммм… Размер?
— Ноги, — Дубцов слегка выгибает брови. — А ты о чем подумала? — добавляет с легкой усмешкой на своих красивых губах.
Соображаю секунды, глядя на него непонимающе, но когда понимаю…
Черт!
Если до этого мои щеки и не краснели, то теперь они вспыхивают, как по команде.
Моя реакция очень его радует, потому что усмешка превращается в нахальную, а глаза демонстративно скатываются куда-то в область моей груди. Но как и двадцать четыре часа назад, я не собираюсь жалеть о том, что отправила ему то фото. Тем более, что он вглядывается в меня так, будто хочет смутить еще больше.
— Тридцать семь, — пожимаю плечом и ляпаю следом. — А у тебя?
— У меня? — вздыхает он, будто мой способ завязывать беседы совершенно безнадежный. — С утра был сорок четвертый.
— Оу… — бормочу, посмотрев на его коньки. — Это не многовато?
— Выживаю как-то, — произносит Дубцов.
Прыснув от смеха, поднимаю на него глаза.
— Хочешь поговорить об этом? — строю из себя психоаналитика.
— Только если напьюсь. — Чешет свою бровь.
Снова улыбаюсь, чувствуя трепет где-то под ребрами, потому что его ухмылка вдруг становится ленивой, и это совершенно меняет его лицо. Глаза приклеиваются к его губам, и я облизываю свои, сжимая в кулаки лежащие в карманах ладони.
Замолкаем, и моя улыбка тает, как льдинка на солнце, ведь он снова становится собой — сдержанным и закрытым, как банковский сейф, но я только что видела его улыбку, и она мне не приснилась. Именно поэтому его преображение больше не пугает меня так, как в тот день, когда увидела Дубцова впервые. Он не стал понятнее ни на один чертов процент, но теперь, по крайней мере, я могу смотреть ему в глаза так же бесцеремонно, как и он в мои. Этим мы и занимаемся, потому что я вдруг решаю, что и за миллион не сдамся первой.