Замуж за мажора - Кристина Зайцева

Слышу, как падает на снег ее сумка, гремя всем содержимым.

Выдохнув, отстраняюсь, заглядывая Калининой в лицо.

Ее щеки совершенно красные. И нос тоже. Наверное, это особенности ее кожи, но ей идет, а ее губы, просто, твою мать, алые.

Смотрит на меня волком, толи злая… толи возбужденная. Обведя губы языком, выпаливает:

— Тебе просто скучно, да?

— Сейчас мне вообще не скучно. — Черчу большим пальцем круг на ее виске.

Любуюсь ее ресницами. Они подкрашены черной тушью, а вообще, они рыжие. Видел тогда, в тот день, когда она впервые попалась мне под ноги.

Отвернувшись, она упрямо смотрит на парк.

Вот это упрямое до позеленения выражение на ее лице я уже видел неоднократно.

— У тебя есть девушка. — Выдыхает драконий клубок белого пара.

Это не похоже на вопрос. Скорее на утверждение.

Этот долбаный вопрос повестка гребаного месяца. Ничего удивительного, Марина всюду в моей жизни, особенно в соцсетях. Никогда не предавал этому значения. Всегда было пофиг…

Не думаю, что у меня есть девушка. Не думаю, что вообще в состоянии в данную минуту на месте Калининой представить Марину или кого-то другого. Но именно от мотылька я хочу того, чего сам, твою мать, не понимаю!

— А если есть, то что? — бормочу, теребя помпон ее шапки.

Ее губы снова поджимаются. Дышит тихо, как мышка. Мышка. Она не мышка. Ни разу, твою мать…

Ну, давай, мотылек. Пошли меня на хрен! Поставь перед выбором, сам я, сука, не справляюсь. Ага…

— Тогда иди к ней, — чеканит, продолжая глядеть на парк. — И… от меня отстань.

— Собственница, значит? — спрашиваю тихо.

Повернув голову, смотрит мне в глаза.

На слова не тратится, итак все понятно. Либо все, либо ничего.

Ныкаться по кустам с любой девушкой для меня вдруг неприемлемо, а с ней… с ней и подавно.

— Нет у меня девушки. Претендуешь?

— Ну ты и Нарцисс… — наступает своим ботинком на мой.

— Дыши, Калинина, — предупреждаю, прежде чем раздавить ее губы своими.

— Мммм… — Ударяет по башке тихий стон.

Обнимаю ладонями ее щеки, нетерпеливо раскрывая мягкий ротик своим. Перед глазами белые круги, будто забыл, какими мягкими бывают женские губы. Но с этими все по-другому. Эти так хотят моих, что под кожей зудит ответная реакция!

— Мммм… — Пытаюсь себя заткнуть, но в эти губы все равно улетает мой собственный стон.

Калинина стекает по стене, хватаясь за мой воротник своими варежками. Вжимаю ее собой в стену, отпуская тормоза.

Давлю на ее губы опять, чтобы пустила внутрь.

Подчиняется.

Сожрать ее готов!

Я должен извиниться… Я извиняться не умею, а может и умею…

Жадно всасываю в себя все, что могу, включая ее язык.

Мммм, твою мать…

Очередная попытка свалиться к моим ногам, и на этот раз я сгребаю в ладони ее округлую маленькую задницу, подбрасывая Калинину вверх и подставляя ей свое лицо.

Обняв мою шею руками, вжимается холодным носом в мою щеку. Шумно дышит, глотая ртом воздух, пока я, зажмурив глаза, сам пытаюсь прийти в себя.

Она дрожит вся. У меня стоит так, что свет гаснет. Морщусь, пытаясь вернуть кровь в башку, но сейчас даже мороз мне не товарищ.

— Мммм… — выдыхаю страдальчески. — Ты вообще целовалась раньше? — спрашиваю сипло, не открывая глаз.

— Да… — шепчет, втягивая носиком воздух, но мне вдруг кажется, что она тупо затаривается моим запахом.

— С парнями, а не с котятами, — бормочу обреченно.

Тихо прыскает от смеха, а мне не смешно. Ей девятнадцать, и я у нее первый во всех смыслах.

Не могу разжать рук. Желание почувствовать ее кожу на своей отдаётся болью там, где ее бедра влипают в мои. Я даже не знаю, понимает ли она, что там творится. Сам вдруг понимаю, что не хочу больше спешить. Не тогда, когда она от вида моего члена в состоянии эрекции в обморок хлопнется.

Ее губы неуверенно накрывают мои, будто не знают, как ко мне подступиться. Порхают, оставляя повсюду горячие следы, а мне хочется врезаться в ее рот языком и хорошенько его отыметь.

Тормози, Дубцов! Испугается ведь.

— Повторяй за мной… — хриплю, забирая инициативу.

Прихватываю легонько ее губы. На нейтралке впервые в жизни учу девушку целоваться. Ее стоны, как удар битой по коленям. Через минуту все к фигам выходит из-под контроля, потому что не один я здесь кайфую, как нарик от дозы. Когда сплетаю наши языки, меня шатает. Качнувшись, роняю ее и упираюсь рукой в стену, заставляя Аню опустить ноги на снег.

Обняв ее лицо ладонью, соединяю наши лбы.

— О, мамочки… — Слышу дрожащий шепот и улыбаюсь.

Я бы мог сказать, что получил свое хотя бы отчасти, но правда состоит в том, что я даже на пять процентов не насытился.

— Куда ты хочешь пойти? — повторяю вопрос.

Под джинсы наконец-то продирается мороз. Очень кстати, хочу, чтобы у меня в трусах все уменьшилось по-максимуму, иначе до машины придется идти с большим напрягом.

Аня теребит ворот моей куртки и скороговоркой произносит:

— Хочешь ко мне? Я имею в виду… то есть… там дед и… ничего такого…

Поднимаю пальцами ее подбородок, заставляя смотреть на себя.

— Приглашаешь меня в гости? — рассматриваю ее пунцовое лицо.

У меня примерно тысяча пятьсот вариантов, куда забуриться этим вечером в городе. Начиная от кафешек, заканчивая клубами, но ее вариант неожиданно оказывается предпочтительнее любого из моих вариантов. Даже несмотря на старомодную древность такого расклада. Даже несмотря на то, что мне, скорее всего, придется выпить чайник чая с Борисычем, это не напрягает. Ее дед — потрясный старик, и меня не напрягает даже то, что ее предложение — это чистой воды перестраховка.

Это перестраховка, потому что моя тихоня мне нихрена не доверяет.

Ее губы припухшие, и в ожидании ответа думаю о том, как скоро украду поцелуй на ее территории.

— Да. Если хочешь. — Смотрит на мой подбородок.

— Хочу, — отвечаю с чистосердечным пофигизмом.

Косится на меня, бормоча:

— Пошли тогда?

— Мммм… — оттолкнувшись от стены, беру ее за руку.

Вывожу на дорожку, в кое-то веке наслаждаясь обыкновенной прогулкой по парку, даже несмотря на то, что мы оба задумчиво молчим и просто стараемся не отморозить задницы всю дорогу до дома на окраине студгородка.