Книги онлайн и без регистрации » Фэнтези » Сестры зимнего леса - Рина Росснер

Сестры зимнего леса - Рина Росснер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 14 15 16 17 18 19 20 21 22 ... 68
Перейти на страницу:

Начинаю понимать Лайю, которая хочет пожить где-нибудь подальше отсюда. Голова пухнет от мыслей. Нет, Дубоссары – неплохой город, и люди здесь приличные, а любопытствуют только оттого, что мы им небезразличны. Правда, тревожит исчезновение Зуши с Хиндой.

В животе бурчит. Со дня отъезда родителей меня тянет на мясо, но я тщательно скрываю это от сестры. Стараюсь не думать о голоде и о том, что он может означать. К мяснику идти страшновато, однако с Довидом я бы не прочь повидаться – внутри всё замирает, когда о нём думаю. В общем, и хочется, и колется. Вдруг он сам начнёт расспрашивать меня о медведях? Или скажет что-нибудь эдакое о тяте с матушкой и… и моё отношение к нему переменится? Сможет ли Довид когда-нибудь разглядеть мою сущность? Стоит ли в моём положении даже надеяться на нормальную жизнь?

Я помню Довида мелким заморышем, который строил мне рожицы, встречаясь со мной неподалёку от своего хедера. С тех пор он вырос, перестал хоронить жуков в спичечных коробках, играть в крёмушки и прятки. Вспоминается его смешная считалка: «Эйн, цвей, дрей, лозер локсер-лей». Мне нравится, что я испытываю, думая о нём. Хочу ли я, чтобы тятя сам нашёл мне моего шиддух? А вдруг то, о чём я мечтала, находится на расстоянии вытянутой руки?

Делать нечего. У нас в штетле только один мясник. В прошлом году, правда, объявился резник, утверждавший, что забивает животных по кашруту, но ребе Боровитц быстро его разоблачил. В нашем доме мясом всегда занимается тятя, сам разделывает и солит, приговаривая: «У нас, Либа, своё мерило. Никогда об этом не забывай».

Но тятя уехал, и я ума не приложу, какое у меня нынче «мерило». Запасы в кладовой оставляют желать лучшего: родители уехали в спешке, не успев их пополнить. Пожалуй, надо на что-то решаться.

Всю ночь живот бурчал, будто вторя вою ветра. В окна скреблись ветки, казалось, деревья просят: «Впусти нас, впусти». Они словно собрались занять наш дом, задушить своими побегами всё, что нам дорого.

Я чувствовала, как глубоко внутри ворочается моё истинное «я». Некая допотопная и полная жизненных соков сущность. Я видела тех существ в лесу, чуяла их дикий запах, он до сих пор дразнит моё нёбо. Меня это пугает, поскольку такое мясо мы не едим.

Не знаю, что со мной будет. Не понимаю, хочу ли я этого, однако не оставляет ощущение, что от меня больше ничего не зависит.

До боли сжимаю кулаки, лишь бы перебить странный подкожный зуд. Рот немедленно наполняется слюной. Пора что-то делать. Может быть, если я поем, то смогу мыслить разумно? Придётся идти к Майзельсам. Не из-за Довида, нет. Просто посмотреть, не удастся ли сменять что-нибудь на мясо. Что угодно. Не исключено, вкус свежего мяса поможет держать мою тягу в узде.

Прохожу мимо нееврейских магазинчиков: свечного, шляпного, галантерейного, мебельного. Мимо лавочек еврейских и нееврейских купцов, хитроглазых людей, любящих потрепать языками. Мимо синагоги, мимо церкви, прямо к Майзельсам. Чем ближе подхожу – тем сильнее подводит живот. Молюсь про себя о том, чтобы не наткнуться на Довида, иначе тут же покраснею и засмущаюсь. Впрочем, может быть, ему до меня и дела нет? В конце концов, я не танцевала с ним на той свадьбе и не выказывала никакого интереса. Ну, посмотрел он на меня, и что? А я уже нафантазировала всякого.

Медлю, стоя напротив лавки. Смешно, но мне представляется, что я сейчас пересеку некую невидимую черту. «Не дури, Либа, – говорю себе. – Это просто лавочка резника». Всё так, да не так. Тятя никогда не покупал здесь мясо, полагая его недостаточно кошерным, и мне становится совестно. Быстро же я умерила свои мерила…

Уже собираюсь развернуться и уйти, когда дверь раскрывается и на пороге появляется Довид. Наши глаза встречаются, сердце начинает часто биться. Он хмурит лоб, видя, что я стою столбом. «Спокойно, Либа, не сопи так», – приказываю себе. Делаю шаг, другой, третий. Надеюсь, что со стороны выгляжу естественно и непринуждённо: просто девушка решила зайти в лавку.

– Либа!

Проглатываю комок и поднимаю взгляд. Его глаза карие и ласковые, точь-в-точь такие, какими мне запомнились. Внезапно меня охватывает какой-то новый голод. Натянуто улыбаюсь и, кашлянув, произношу:

– Доброе утро, Довид.

– У тебя ничего не случилось? – он закрывает за собой дверь.

– Нет, конечно. С чего бы?

– Мы думали, вы всей семьёй уехали. Говорят, твой отец не вышел на работу. Мол, никто его вообще не видел. Ещё болтают, что Глазеры… хотя… – Довид качает головой. – Ладно, не важно. Главное, ты никуда не пропала.

Так и знала, что не следовало сюда приходить!

– Получается, вы никуда и не уезжали? – он приглаживает волосы.

– Уехали наши родители, мы остались.

– А куда уехали?

– Заболел ребе моего тяти. Может быть, он при смерти. Вот они и сорвались. Мы с Лайей остались. Мне пора идти. Я… у меня дела.

Разворачиваюсь, намереваясь пересечь улицу. Довид ничем не лучше кумушек-йентас. Почему я вообще о нём думаю? И без него забот полон рот. Медведи в лесу. Глазеры, которые должны были за нами присматривать, а вместо этого – пропали. Мне страшно. Хотелось бы поделиться с Довидом своими опасениями, но не могу.

– Либа, останься! Поговори со мной. Тебе не нужна помощь?

Мотаю головой. Глаза щиплет от слёз. Я вдруг чувствую, что ужасно соскучилась по тяте и матушке. При Лайе – ещё худо-бедно держалась, но едва улучила минутку, чтобы побыть наедине с собой, как расклеилась. И зачем только родители уехали? Меня пугает моё тело, пугает этот непрекращающийся гул. Он теперь повсюду: в лесу, в самом воздухе. Может, конечно, это и есть тот самый бат-коль, о котором толковал тятя, однако я не разбираю в нём слов. Разве могу я объяснить такое Довиду?

На меня накатывает внезапная ненависть. Ненависть к этому неповоротливому, вечно голодному телу-предателю, приведшему к лавке мясника. Между тем как мне следовало находиться рядом с Лайей. Где она? Ни в коем случае нельзя было её покидать. Вдруг лебеди уже там?

– Зайди к нам, – просит Довид. – Ну, пожалуйста. Я за тебя очень волнуюсь.

Возвращаюсь. Не спрашивайте почему. Его пальцы лежат на металлической ручке. Довид приоткрывает дверь, и до меня доносится дурманящий запах, заставляя чуть не согнуться от боли в бурчащем, судорожно сжимающемся от невыносимого голода животе.

22 Лайя
Где Пинхас? Где его искать?
Голоса зовут и манят,
как на той лесной поляне.
«Налетай! Покупай!»
Неотвязно, непрестанно…
Что осталось? Пропадать?
Люди облепили
их лотки, как мухи.
Маленькие дети
разевают рты.
Слышу только: «Глазеры…» —
«Да-да, они исчезли…» —
«Берман тоже, говорят,
пропал…» – «А в других местах…»
Мужчины, купив,
сразу уходят.
Бабы не прочь
потрепать языками:
щупают фрукты,
строят глазки торговцам.
Держусь в сторонке,
и вдруг доносится:
«Жиды проклятые!
От них все беды нам.
Утесняют нас,
объедают нас,
убивают нас!
Наживаются,
пьют нашу кровушку.
Из-за них, пархатых,
мы в страхе живём!»
Озираюсь, ища,
кто это сказал.
И тут мой взгляд
падает на абрикосы,
румяные груши, персики,
сливы, айву, виноград,
апельсины, гранаты, дыни,
лимоны, инжир и вишни,
финики и
вишни, вишни и вишни, —
заморские чудеса.
Во рту пересохло от жажды.
Да, я жажду
почувствовать вкус лета на губах
среди зимы. Поймать ладонью
упавший с ветви зрелый плод, когда опали
даже листья
с дерев, дерев, дерев…
Черноволосый торговец,
что сплёл мне венок на поляне,
заметив меня, улыбнулся,
вежливо поклонившись.
Смущаюсь, хочу отойти.
Либа предупреждала, но…
но персик в его руке
так манит…
Да что за беда?
Я только спрошу о медведях.
«Налетай, покупай», —
голос сладок, точно мёд.
Отвечаю: «У меня
денег нет, а за венок
вам спасибо». Тут как тут
и другой. Рыжеволос,
зелень с золотом в глазах.
«Это кто у нас такой?
Перевёртыш из леска?
Нимфа-лебедь, так сказать?»
Первый брат плечами жмёт:
«Нету денег у неё».
«Денег нет? – хохочет тот. —
Не еврейка, знать, она.
У евреев завсегда
серебро в мошне бренчит».
Покраснела от стыда.
Прочь! Куда глаза глядят!
Слёзы жгут, что ж делать мне?
Я ответов не нашла.
«Ты куда? Не убегай, —
рыжий встал передо мной.
– Испугалась нас? Не плачь». —
«У меня есть мёд, творог
и леках, что испекла
утром нынешним сестра.
Может, купите?» — его
робко спрашиваю я.
«Где теперь твоя сестра?» —
«Тут она была сейчас,
на минутку отошла», —
притворяюсь, что ищу.
«И красавица, как ты?»
Он решил, что гойка я.
Почему-то стало мне
с ним легко и хорошо.
Почему бы хоть часок
жизнью не пожить иной?
Длинные пальцы парня
сжимают моё запястье.
Мне нравится цвет его кожи,
так не схожий с моим.
«Вижу, ты – вольная птица,
прямо как мы, – говорит он. —
Тебя не удержишь в клетке.
Откуда взялась ты?» – «Из лесу.
Сами сейчас сказали». —
«Меня зовут Фёдор Ховлин». —
«А я – Лайя Лейб как будто».
Он подносит к губам мою руку.
Целует. Озноб по коже.
Вот-вот выпрыгнет сердце.
«Счастлив был познакомиться».
Губы лизнув пересохшие, робко
спрашиваю: «Не хотите ль
мёду немного купить?»
Подмигивает, усмехаясь.
«Нет, другой мне мёд по душе.
Будет у нас нынче ночью
в лесу под дубом пирушка.
Прилетай и ты к нам, пичуга,
прилетай, – он молитвенно просит. —
То-то повеселимся,
будет вволю вина и мёда,
фрукты сахарные, как ты».
Мои глаза загораются,
и в глубине его глаз
я вижу отблеск огня.
Неужели пришло то самое,
о чём давно я мечтала?
Дивный мир за околицей штетла,
люди, которых я прежде
не видела,
свет и свобода?
Фёдор тянется, чтобы погладить
мои волосы. Я отстраняюсь,
но прядкой палец обвить
он успевает всё же.
«На еврейку ты не похожа», —
шепчет он, на мой локон глядя.
«Мне надо идти», – отвечаю.
«Какие фрукты ты любишь
больше всего на свете?»
говорит он мне вслед негромко.
«Абрикосы», – помимо воли
вырывается у меня.
«Так, значит, едва луна
взойдёт, прилетай к нам, птичка,
в чащу леса на огонёк».
Бегу со всех ног. Нескоро
останавливаюсь и замечаю
золотой абрикос в ладони,
истекающий соком.
23 Либа

Довид, поддерживая меня под локоть, помогает сесть на стул.

1 ... 14 15 16 17 18 19 20 21 22 ... 68
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?