Горький шоколад с ароматом ванили - Алика Бауэр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Горячо и так желанно.
— Алекса, ты не представляешь, какая пытка была не видеть тебя неделю, пока я был во Франции. И чуть не сорвался в начале занятия, чтобы не прижать твою попку к этому столу на глазах у всех. Я скучал, — шептал Даниэль.
Он уткнулся носом в мою щеку, прикрывая глаза, вырисовывая им медленно узоры на моей коже, опаляя дыханием, активируя на теле чувствительные точки, о которых я не знала. Он мучил, просто издевался, когда кружил около моих губ.
— Так чего ты ждёшь... Целуй, — с мольбой прошептала, не узнавая свой собственный голос.
Это не было обдуманным решением. Это даже сложно было назвать решением. Импульс. Глубинный порыв. Необъяснимый. Иррациональный. Необходимый.
Мои слова, вылетевшие сами раньше, чем я успела об этом подумать, стали спусковым крючком, и Даниэль впился в меня в жадном поцелуе, притягивая властно за шею. Его губы невероятно мягкие, несмотря на жёсткость поцелуя. И снова стону, всасывая в себя их вкус. Это словно горький шоколад с виски. Такой вкусный, манящий. Я никогда не пробовала ничего более опьяняющего в своей жизни. Меня пьянит его запах, его дерзость, его пошлые словечки и то, как его руки блуждают по телу сейчас.
Он оторвался лишь на секунду, и сразу почувствовала себя неполноценной, пустой, что чуть не захныкала. Даниэль подхватил меня под бедра и, задрав юбку, усадил почти голым задом на столешницу. Я моментально свела ноги вместе, прикрывая чёрный треугольник кружева, что был виден через почти прозрачные телесные капронки.
Развратно, пикантно.
Под его пожирающим взглядом, изучающий мои бедра, точно сгорю.
Я не дышу, а лишь наблюдаю за ним, как мужчина довольно улыбается, смотря на кусочек моего белья.
Он раздвинул рывком мои ноги и встал между ними.
— Ты ещё слаще, чем я представлял. А представлял себе очень многое... и часто...
Снова накрывая мои губы своими, но уже более неторопливо, распробуя, покусывая каждую. Я не замечала ничего вокруг, пока моих влажных до чёртиков трусиков не коснулись его пальцы.
— Ах, — вырвалось у меня прямо в его рот, когда большой палец надавил на возбуждённый клитор.
—Алекса, жду не дождусь, когда смогу попробовать тебя везде.
Я думала это его "везде" сведёт с ума окончательно. Ногой обвила его за бедро, притягивая ближе до упора, что чётко ощущала его вставший член через штаны. Его губы лихорадочно целовали мои, перекидываясь на шею, ключицы, возвращались обратно. И так хорошо. Хочу, чтобы это не заканчивалось, но где -то на подкорках сознания всплывают поцелуи Александра. Я думала, что никогда не смогу ощутить того влечения, страсть, настоящий взрыв из желания, что был у нас с ним. Но я ошибалась.
Ох, как же я ошибалась.
Ощущения от страстных движений Даниэля были другими. Он оказался более жёстким и властным. Но неведомое чувство в груди пульсировало с той же силой, с которой оно билось, когда я находилась в руках у Александра.
Что же я творю? Я явно рехнулась. Это надо прекращать. Словно в подтверждение моих мыслей, духовка издала три коротких сигнала, уведомляя нас об окончании своей работы.
Я нехотя оторвалась от мужских губ.
— Нам надо доделать... Круассаны.
Мы оба тяжело дышали. Взгляд Даниэля затуманен, и он не сразу вспомнил, о чем я говорю.
— Хорошо. Сегодня ты...
— Мне нужно к бабушке.
Он кивнул и чуть отошёл от меня, застегивая обратно блузку.
— Я никогда не буду давить на тебя, — серьёзно сказал он, заканчивая с последней пуговицей. — Сейчас мы доделаем наш совместный шедевр, и я отвезу тебя куда скажешь.
— Не нужно. Дом престарелых находится в городе.
— Это не обсуждается, — он нежно взял моё лицо в свои руки и легонько чмокнул в носик.
Как в этом человеке помещалось столько страсти и нежности одновременно?
Я точно пропала... Сердцем и душой.
Искушение
Искушение — это духи, которые вдыхаешь до тех пор, пока не захочешь иметь весь флакон.
Жан-Поль Бельмондо
Тёплые морщинистые руки ласково гладили по голове, а сухие губы изредка оставляли поцелуй в висок, провоцируя проступить слезу. Тяжёлый выдох, полный душевных терзаний больше не мог держаться в лёгких и вырвался наружу.
— Что тебя беспокоит, милая?
Я лежала у бабушки на коленках, прям как в детстве, ища утешения.
— Не знаю, как тебе об этом рассказать...
— Почему? — искренни удивилась она, ведь бабушка была первым по значимости человеком в моей жизни и тем, кому я доверяла все свои секреты и переживая.
По телу распространялся мнимый зуд, как наказание за моё дурное поведение и нрав.
— Потому что мне стыдно, — честно призналась я, зажмурив глаза.
— Детка, ты же знаешь, что я никогда не буду тебя осуждать. Нужен мой совет — дам, не нужен — просто выговоришься.
Разговаривать с человеком преклонного возраста о сексе и своих любовных переживаниях казалось нетактичным.
— Мне нужно сделать непростой выбор.
Я чувствовала, как сердце бьётся в груди, сжимаясь от страха быть непонятой или ещё хуже — высмеянной.
— Между... — я запнулась, судорожно пытаясь подобрать приличное объяснение моей разгульной жизни, — двумя турами за границу, — что я несу… — Они очень разные. Но каждый из них привлекателен по-своему. Я не могу отказаться от одного в пользу другого. Только стоит подумать об этом... Как чувствую себя неполноценно и не до конца счастливой.
Рука замерла на моих волосах, заставляя нервно ожидать ответа.
— А кто решил, что нужно выбирать?
Я свела брови, немного озадаченная еë вопросом, хотя логичный ответ просился наружу сам.
— Общество.
— Тюю. Это общество вечно ни себе ни людям жить спокойно не дает, — возмутительным тоном сказала бабушка, продолжая снова гладить меня по голове. — Помнишь фильм "Москва слезам не верит? "
— Ага.
—Там был момент, где обнимающуюся парочку на улице строго одергивают и просят прекратить. Такое действительно было в жизни. Нельзя было прилюдно выражать свои чувства. А сейчас я даже завидую нынешней молодёжи. Вы — более открытые, раскрепощенные. И это правильно. Так что, внученька... Живи как хочется. Слушай сердце.