Вата, или Не все так однозначно - Роман Емельянов

– Серьезно? «Супер-пупер»?

– Да… – Юля повертела в руке визитную карточку.

– Ну, давай посмотрим на них…

Разговор был коротким, конкретным, слова шуршали, словно только что подписанный договор или пачка новых стодолларовых банкнот. Посетителям необходимо было продвинуть мобильное приложение в немобильной среде.

Скептики могут долго утверждать, что мы живем в квадратном, понятном и безапелляционно примитивном мире, но этот случай заставил меня на секунду уверовать в чудеса мысли и сверхъестественные возможности человеческого сознания. Все дело в том, что клиенты готовились выпустить новое мобильное приложение, позволяющее с легкостью отыскать захоронение практически любого человека на территории России.

Представьте, что вам вдруг нужен молоток и вы даже не успеваете об этом подумать, а он уже материализовался в вашей ладони. То же ощущение испытал и я, когда посетители рассказали о своем проекте. А привела их ко мне, несомненно, судьба. Большинство интернет-продуктов продвигаются, собственно говоря, там же – на бескрайних полях Интернета. Но огромная часть потенциальной клиентской аудитории данного сервиса так и не смогла успеть за стремительным прогрессом в силу возрастных особенностей, не освоила компьютер и вряд ли это когда-нибудь уже сделает.

От радости я немедленно придумал наметки рекламной кампании для этого ресурса и, конечно же, попросил помочь мне узнать, где похоронен Мишка. Константин Бурундуков, к слову, действительно очень похожий на бурундука, с радостью вызвался помочь и обещал уже через пару часов снабдить меня необходимой информацией. Мы тепло попрощались, дверь за Бурундуковым закрылась, и я, бесконечно довольный собой, откинулся в кресле, закурил и сквозь стремящийся к потолку синий дым увидел рекламные листовки, которые скоро должны будут найти в своих почтовых ящиках российские пенсионеры.

Надо будет сделать еще красивый телевизионный ролик, пустить его на Первом и России, там аудитория наиболее близка к целевой, сделать сюжет в программе «Жди меня»… Я поймал себя на том, что улыбаюсь. Все это мне напомнило мой первый рекламный контракт и первый гонорар – бутылку водки…

– Молимся, крестимся, просим заранее! – Здоровенный детина, отвечающий за соблюдение порядка у чудотворной иконы, поторапливал верующих, отчаявшихся, надеющихся и просто любопытных. Ежели кто-то надолго задерживался у святыни, прилипнув к ней губами, то немедленно получал мягкий, но настойчивый толчок от блюстителя местных порядков. Нефедов еще раз внимательно, но осторожно осмотрелся. Для полного счастья не хватало только, чтобы его здесь увидели. Но казалось, на него никто внимания не обращает. Все было устремлено туда, где в свете нескольких неярких лампад висел строгий образ старой и почитаемой святой. Чтобы получить аудиенцию длиной в несколько секунд, нужно было сперва выстоять внушительную очередь, чей хвост огибал маленькую часовенку. Небо хмурилось и испытывало терпение и веру ожидающих осадками и промозглым ветром, забирающимися под самую теплую и толстую одежду. Несмотря на недружелюбную погоду, желающих сегодня, впрочем, как и всегда, не стало меньше. Люди разных возрастов и социальной принадлежности, партийные и не очень, стремились сюда со всех концов Советского Союза, так как слухи о необыкновенных способностях святых мощей и иконы, хранящихся здесь, достигли самых дальних уголков огромной империи. Очередь являла собой, скорее, экспонат выставки «Несовместимые противоположности», чем что-то монолитное. Здесь рядом с богобоязненной нищей старушкой, напоминающей своей фигурой вопросительный знак, можно было увидеть расфуфыренную парочку, где она в песцовой шубе и он в кроличьей шапке, а за ними ждала свой черед явно деревенская семья, с целым выводком одинаковых белобрысых детей. Невероятное смешение социальных и культурных пластов, красок и запахов объединяло, пожалуй, лишь одно. Смирение. Никто не кичился своим превосходством над соседями, не отпихивал рядом стоящих локтями, что, несомненно, случилось бы, если велением волшебства перенести всех этих людей в очередь за колбасой, например. Напротив, все были вежливы и аккуратны друг с другом. Если и говорили, то тихо, чаще молчали или молились. Каждый пришел по собственным причинам. Кто-то ходил сюда как на службу – регулярно и целеустремленно, по велению веры и сердца. Кому-то нужна была помощь и кроме как от высших сил ждать ее было уже неоткуда. Это могло быть что угодно – проблемы со здоровьем, работой, несчастная любовь. Отчаяние – бессменная валюта для прозрения. Оно единожды бьет тебя по щекам, и твои глаза вдруг широко распахиваются, открывая невиданное доселе. И атеист становится верующим, а негодяй клянется стать иным, если… И иногда чудо происходит. После чего все возвращается на места – атеист забывает свои терзания, а подлец остается подлецом. Так устроен мир – чего со страху не наобещаешь небесам и самому себе?

Очередь Нефедова приближалась, и он еще раз осмотрелся. А если увидит кто, так и что в этом, подумал он. По роду своей деятельности Ивану приходилось бывать и не в таких местах. Даже если и приметит его в этом месте кто-то из Конторы, наверняка подумает, что Нефедов здесь на задании, ведет объект или работает под прикрытием. Как-то раз Ивану пришлось (разумеется, в рамках служебного поручения) посетить тайную гей-вечеринку. И для того, чтобы попасть в число приглашенных, пришлось вести долгую и кропотливую работу, изучить особенности поведения представителей этой незаконной и непризнанной общины, вжиться в роль и завоевать доверие.

Это унизительное задание Иван получил сразу после его провального возвращения, да что уж там – бегства из Италии. Выбран он был неслучайно. Это поручение должно было послужить наказанием и искуплением одновременно. Так же опальный Нефедов должен был доказать свою преданность общему делу, готовность пойти на все ради того, чтобы вернуть себе уважение коллег, расположение начальства и доверие Родины. Конечно, геи как таковые их не сильно интересовали. Более того, и среди блюстителей чистоты помыслов и поведения нет-нет, да и попадались любители пошалить. В данном случае проблема была в том, что падким до мужского обаяния оказался достаточно известный авиаконструктор, профессор авиационного института, и появились серьезные небезосновательные опасения насчет утечки важной секретной информации через постель. После предварительной разработки объекта выяснилось, что его увлеченность нестандартными отношениями настолько сильна, что он стал идеологом и организатором квартирных мероприятий с участием иностранных студентов. Можно было, конечно, вызвать подозреваемого непосредственно в Контору. Сам факт подобного приглашения, как правило, действовал безотказно. Человек, получив телеграмму или звонок с приглашением, переставал нормально есть и терял сон. А в назначенный день и час его поглощало непреодолимое желание сбежать, даже если он был невиновен. Но и это была не последняя точка кипения. Одним из самых серьезных испытаний для подозреваемого обывателя был путь от проходной Конторы до кабинета, в котором его ждали для беседы. Милиционер на входе смотрел на него будто бы с сочувствием. Бесконечные коридоры, устланные красными ковровыми дорожками, казались застенками, а каждый встречный словно с сожалением провожал его взглядом: «Ну вот, еще одна жертва режима». Портреты великих вождей и легендарных бойцов невидимого фронта сверлили спину несчастному гостю, отчего та становилась насквозь мокрой. Поэтому, когда подозреваемый добирался до кабинета, где его поджидал милый и обаятельный следователь, в ответ на предложенный чай и сигарету, как правило, он начинал рассказывать абсолютно все, даже то, чего никогда не было. В данном случае подозрения были весьма серьезными: секретные разработки новейшего самолета всплыли на Западе, и вспугнуть цель не хотелось. Напротив, необходимо было определить круг общения подозреваемых и вычислить иностранного агента, чтобы загрузить его дезинформацией. Если уж искать предателя, то затем, чтобы заставить его работать на Отчизну! Под прицелом оказалось несколько известных в авиапромышленности деятелей. Они были поделены между агентами. И опальный Нефедов получил, разумеется, профессора-гея, с указанием приблизиться к нему настолько близко, насколько позволит ему (Нефедову) мужские красота и ха– ризма.